— Садитесь, — со вздохом приказали мне, распахивая дверцу авто, — и обещайте молчать.
— Буду нема, как рыбка! — усаживаясь в уютном салоне, мурлыкнула я.
Стоун что-то пробормотал себе под нос. Невнятное и явно ругательное. Но я свой заряд бодрости получила, и от предстоящего визита надеялась получить немного радости. Не все же мне грустить из-за инквизиции. Пускай они тоже понервничают. Мне своих нервов жалко.
В авто я ехала молча. Манои все время ерзал на своем месте рядом с водителем, Стоун зло сжимал руль и убивал меня взглядом через зеркало заднего вида. Мое настроение тоже стало хмурым и унылым. Небо затягивали тучи, ветер срывал цветки с деревьев, засыпая дороги бело-розовым «снегом». Дождь запаздывал.
* * *
Мое появление инквизиторская держиморда выдержала стойко. Преподобный Дайри так и остался стоять, со зверским выражением лица проследив мое перемещение от двери до стула. Его взгляд метался по моей фигуре, то и дело сползая на нижнюю деталь гардероба. О да, Зори мастак, стрелки так отгладил, что порезаться можно. Я еще немножко покрутилась перед старым инквизитором, пока Стоун меня ему представлял, а потом меня очень грубо подтолкнули в сторону стола, предлагая, видимо, спрятать злополучные брюки с глаз долой. Жаль, дядьку так зацепило, что он еще секунды три в себя приходил. Потом, увы, столбняк прошел, только подергивающийся глаз выдавал то, что нужное впечатление я произвела. Порадовать меня инсультом старая ищейка не пожелал. Ну ничего, разговор только начался. Я хоть и молчала (как обещала Стоуну), но делала это с такой гаденькой улыбкой, что глава инквизиции то и дело запинался на полуслове, бросая в мою сторону гневные взгляды.
Мерзкий дядька. Хотя, каким еще может быть тот, кто своим призванием выбрал отравлять окружающим жизнь? Жиденькие волосенки, злющие глазки, кожа бледная, спина сутулая. Все черты лица ярко семафорили, что передо мною та еще сволочь.
Я сидела за столом, откинувшись на спинку стула. Потом решила, что надобно еще ногу на ногу закинуть. Потом еще и развернулась, поигрывая на поднятой ножке туфелькой. Снять, надеть, снять, удерживая на пальцах, опять надеть… А еще хотелось курить. Очень. И ситуация такая подходящая, и компания. Сигару мне, сигару!
— А можно мне пепельницу? — сладко пропела я, выудив из сумки мундштук.
В комнате стало очень тихо. До этого инквизиция болтала без умолку о своем, инквизиторском, и вдруг замолкли. И уставились на меня. Бегавший по кабинету секретарь на миг замер, а потом живо смотался прочь. Какой пугливый. Это я еще добрая. Меня покормили.