Рассел тяжело вздохнул, сделал шаг ко мне, но я остановила предостерегающим жестом. В итоге он замер, обошел кровать по кругу и тоже сел – но уже с другого края – спиной ко мне. Я отвернулась.
– Анна, вы же понимаете, – услышала его голос, и в нем скользили виноватые нотки. – Вся эта ситуация. Вы попали в наш мир при странных обстоятельствах. Вокруг вас творятся непонятные вещи: умер полицейский, исчез дом с хозяйкой, потом пропало второе здание – слава руркам, никто не пострадал. Не прошло и суток, а на вас уже покушались неизвестные. Вы ведь понимаете, что все не просто так.
– Понимаю, – отозвалась, и руки бессильно впились в покрывало, сжали его так, что сатин под пальцами заскрипел. – Но это не повод лезть в мою голову без разрешения. Эти щиты – последний оплот против таких, как вы с братом. Я не хочу, чтобы мою волю подавляли, не хочу, чтобы кто-то рылся в сокровенном. Я не морская свинка для опытов, я живой человек!
– Анна. – Новый тяжелый вздох, и я резко повернулась к Бэдфорду.
Что это он там развздыхался? Думает, меня можно пронять тяжелым дыханием? Так это к пульмонологу, а не ко мне.
Бэдфорд же продолжал пялиться в противоположную стену и, хоть разговаривал со мной, но смотрел на нее.
– Анна, – проговорил он. – Я думаю, в вашей голове кто-то копался и без моего с Кристоффом вмешательства. Он же и поставил эти щиты, чтобы другие менталисты не могли взломать, но время идет, и эта защита слабеет. Я могу даже доказать это.
По коже пробежали неприятные мурашки.
– Я бы запомнила такое важное событие, – буркнула я, но вышло не очень уверенно.
– Не запомнили. Сильному менталисту хватило бы мгновения, чтобы стереть вам память.
– Тогда докажите! – потребовала я. – И вообще, повернитесь лицом, когда со мной разговариваете.
Рассел чуть наклонил голову и повернулся всем корпусом. Я ожидала увидеть насмешку в желтых глазах, мол, я опять тебя победил, Анна. Видишь, мы уже говорим, глядя друг другу в глаза. Но взгляд Бэдфорда был серьезен.
– Вы сказали, что не знали наш язык до момента, пока не попали в этот мир, – начал он. – Я еще в первый миг предположил, что кто-то вложил вам знания в голову, хоть и не представлял, что такое возможно. Все это выглядело бредом, пока я не нашел это. Записи более четырехсот лет, из дневников одного из предков Кристоффа по материнской линии. Этот ритуал позабыли за ненадобностью, ведь на континенте уже три века как единый язык.
Он полез в карман своего камзола и достал оттуда свернутый вчетверо лист бумаги, судя по неровному краю, выдранный с мясом.