Корим неспешно заходит следом, вынуждая чувствовать себя преследуемой дичью. Добычей, с которой играет матёрый хищник, позволяя верить в возможность побега. И разваливается на одном из диванчиков у окна, явно намереваясь за мной наблюдать.
– Разве вас не ждёт верная наложница, нуждающаяся в строгом наставлении от своего господина? – интересуюсь, даже не скрывая злого раздражения. Ещё и свои сумки далеко не сразу нахожу взглядом.
– Время отпущенное ей на то, чтобы привести себя в порядок, ещё не истекло, – спокойно замечает его диктаторское высочество.
Мне бы очень хотелось, чтобы он сейчас хоть как-то попытался оправдаться, обещал, что не пойдёт к этой своей… Бибинур. Безмозглой дуре, которая ни во что не ставит себя и свою жизнь. Но нужно признать, что моё желание такое же глупое и безмозглое, как и попытка наложницы свести счёты с жизнью. И всё из-за него. Видимо, что-то есть такое в самом Кориме, отчего у нас, женщин крыша едет и мозги отказывают.
Скрежетнув зубами, направляюсь к неприметной нище, где на резном сундуке служанки оставили мои вещи. И, схватив нужную сумку, принимаюсь доставать и заклинаниями приводить в порядок одежду для себя.
Но мысли то и дело возвращаются к тому, что где-то там в гаремных покоях мужчину, которого я люблю, ждёт трепетная лань, готовая умереть ради его любви. Красивая, наверное, как все его наложницы. Нежная. Покорная. Ничего не требующая…
И перед мысленным взором мелькают картинки одна другой хуже.
Нет. Я не думаю, что Корим собирается предаваться любовным ласкам с больной девицей. Скорее, он поведёт себя, как строгий господин с провинившейся рабыней. Но это злит меня не меньше. Вкусив его власти, мне до безумия хочется, чтобы даже такой он, строгий, подчиняющий, доминирующий, принадлежал только мне одной.
– Вы её накажете? – вырывается у меня, прежде чем я успеваю прикусить язык.
– Да, – слышу ровный ответ.
И чувствую запах гари от собственной спаленной случайно рубашки. С подросткового возраста со мной такого не было. Выругавшись под нос, комкаю обгоревший батист, ставший жертвой моей неконтролируемой ревности. И засовываю обратно в сумку.
Слишком наивно надеяться, что Корим этого не заметил?
Оборачиваться и проверять, что и как, я не собираюсь. Поэтому достаю другую рубашку и уже гораздо более осторожно разглаживаю деликатную ткань.
А затем без стеснения сбрасываю халат и принимаюсь одеваться. Кожей чувствуя пристальный взгляд наблюдающего за мной мужчины. Молча надеваю бельё, короткие чулки, рубашку, брюки…
– Ты же понимаешь, что я не отступлюсь, Камэли? – разрушает звенящую тишину голос Корима. – Не после того, как ты мне открылась. Я вижу, насколько нужен тебе. Эта нужда взаимна, малышка.