— Так я не слышал ничего. Слух начисто выбило, — ответил я, опустив взгляд к ее губам и чуть поддаваясь вперед.
Между нами что-то изменилось за эти дни. Не сказать, что вот прямо вспыхнуло и загорелось, но определенно Кристина больше не уворачивалась. Наоборот, подалась в ответ, позволяя поцеловать себя. Нет, не к Ящинскому она сюда бегала. Хотя, может, навещала его из альтруизма и человеколюбия. Я разорвал наш поцелуй, скользнув ладонью вдоль ее тела и коснувшись щеки, осторожно поглаживая кожу.
— Я испугалась в тот день, — нахмурилась Замогильная, чуть облизнув губы и заставив меня внутренне напрячься от волны возбуждения. — Ты почти ничего не говорил, едва мог двигаться и не отзывался ни на что. Лекарь нас уверял в твоем восстановлении.
— Так восстановился же, — улыбнулся я, ощущая гордость. Боялась, да. Просто отлично, хотя лучше бы поменьше ей волноваться.
— Обещай больше не применять Хаос, — совершенно серьезно ответила она вместо того, чтобы улыбнуться. Я вздрогнул, скользнув рукой ей на затылок и пропуская сквозь пальцы мягкие темные пряди, будто пытаясь себя успокоить.
— Тогда обещай больше не обращаться к Жнецу, — ответил быстрее, чем подумал. Ее глаза распахнулись сильнее. На секунду Кристина попыталась отодвинуться, затем замерла и, опуская ресницы, прошептала:
— Знаешь же, что не стану.
— Тогда и меня не проси.
Я спасал людей, меня так учили. И дело даже не в моей вере в Бога, ценностях церкви. Те, кто нуждается в помощи, всегда будут для меня важны. Испуганные взгляды бравых солдат на демонов и существ пустоты вселили в меня уверенность в собственном решении. Риск, на который я пошел, был полностью оправдан.
«Советую спрятаться так глубоко, как только можно. Если о тебе узнают, просто и без лишних слов арестуют. Ни церковь, ни сам настоятель, ни патриарх не смогут помочь. Понимаешь? Я ничего не скажу, мои люди тоже. Но прямой приказ мы проигнорировать не сможем».
Слова капитана прозвучали в моей голове, будто он стоял сейчас над моей кроватью. Чем больше людей узнавало мою тайну, тем сложнее было ее скрывать. Когда знает один — это секрет. Двое — уже толпа. Что же говорить, когда таких человек с десяток?
— Долго там еще? Сколько прощаться можно, сказал же — режим! — в дверь задолбили с силой, и я с сожалением отпустил Кристину, которая поднялась, поправляя волосы. Ее лопата изобразила недовольство, взяв пример с кикиморы за дверью, и стукнула ковшом по полу.
— Однажды я ее точно переплавлю, — мрачно изрек я, услышав тихий смех в ответ. — Правда, для начала выпишусь. Иначе сойду с ума раньше от такого надзора.