Каждый раз теперь, когда я видела гуи, задирала голову и высматривала через стекло – наш или не наш… Хоть Зен теперь его хозяин, спасла-то птенца я, и радовалась, когда видела его, и даже называла про себя «малышом». Глупая сентиментальность! А вот увидев Зена, я не радовалась и не испытывала никаких приливов нежности, напротив, начинала нервничать и старалась как можно скорее отвести взгляд или отойти, если он был близко. От него надо держаться подальше, ведь в последние наши встречи он уже не просто смотрел на меня, а активно наступал: касался, в том числе губами, прижимался… Не надо мне всего этого; мужчин в этом мире доя меня не существует. Флана удивлялась, что я почти не спрашиваю о своем «соратнике», однако была этим довольна.
Но как бы я ни старалась избегать Зена, все равно с ним столкнулась, да еще и крайне неудобно: на одной из самых узких лестниц. Я поднималась, а он спускался; привыкнув, что мне уступают дорогу, я не замедлилась и даже взгляд не подняла, пока не врезалась в него.
Взглянув на наглое препятствие и узнав его, я обмерла.
— Будь здрава, Ира, — протянул он насмешливо, разглядывая меня сверху вниз.
— И ты будь.
Он протянул руку и приподнял стеклышко, которое я носила на шее на шнурке (как и говорил Кетней, так очень удобно).
— Твой третий глаз?
— Да. Скоро их у меня больше будет.
— Удобно через него рассматривать меня?
— Я всех разглядываю, не тебя одного, — выговорила я сердито, и, потянув за шнурок, вырвала стеклышко из его пальцев. — Заляпал мой глаз…
— Ничего, у тебя их много будет.
— Да, будет. У меня все будет. Береги гуи, — сказала я равнодушно и демонстративно вжалась в перила, чтобы он прошел. Так я красноречиво намекнула на то, что разговаривать нам не о чем. Зен знак верно воспринял, или же тоже не хотел со мной разговаривать, и, не задев меня, продолжил спускаться.
Я продолжила подниматься, и вдруг осознала, куда ведет эта лестница и откуда спускался Зен. Остановившись, я развернулась и спросила:
— А что ты делал у Вандерии?
Не оборачиваясь и не останавливаясь, он ответил:
— Ублажал.
— Да, конечно! Теперь без шуточек: зачем она тебя звала?
— Чтобы ублажил.
— Зен! Я серьезно!
Он остановился и, посмотрев на меня, ответил:
— Я тоже.
— Придурок, — злобно выпалила я, не сдержавшись, и начала торопливо подниматься. Желтоглазый, конечно, шутит… но зачем, все-таки, звала его Вандерия?
Погода установилась прекрасная. Небо расчистилось и сделалось идеально голубым, ветер стал ласков и нежен, а птицы жизнерадостно щебетали. Золотой диск солнца величаво поднялся над горами и, залив угрюмый Утхад мягким светом, сделал его красивее и живописнее. Грязь и та подсохла.