А я всё равно тяготилась тем, что мужа увидеть не могу… Хорошо мне запомнился подслушанный случайно разговор. Он эту жуткую болезнь, у меня забрал… а я так глупо над ним пошутила. Имел полное право обидеться. Он для меня всё-всё делал. Любые капризы выполнял. Болел и болеет сейчас за меня… Пообещала себе больше так глупо не шутить и всё-таки держать себя в руках, и прекращать быть загибающейся чуть что мимозой. И сад на мне, как популярно разъяснил свёкор. Без моего света, ни сад, ни животные не выживут… Я их подпитка, их возможность жить там, где места живым нет. И раз уж так получилось, то вся ответственность за их жизни на мне. Но вот на вопросы, касающиеся того, почему и зачем я там, где живые не выживают, папаша даже не думал отвечать. Тут же менял тему, придумывал кучу шуток, вспоминал про то, что мне есть или пить нужно, но прямого ответа не давал. И в тёмные комнаты не отпускал, отгрохав в моём райском саду все необходимые для помывки и приведения себя в порядок помещения.
Долго думала, почему ему проще было это всё выстроить, чем ходить за мной по пятам в темноте… И решила, что он просто не может там находиться, а одну отпускать не рискует. Что, логично. Если он Свет, а там где обитает сынок — Тьма. Помню её обиженную, выталкивающую меня вон… Так вот, вспоминая свои ощущения, могу сказать, что вполне может быть, что папаша к сынку в гости надолго приходить не может, в тёмные-то покои. Но почему он смог задержаться рядом со мной? В прошлый-то раз не стал засиживаться. А теперь днюет и ночует… Или продолжительность пребывания как-то зависит от самочувствия и присутствия Повелителя мёртвых? Тоже возможный вариант.
А где-то через недельку, появился мой супруг. Свёкор почти сразу же откланялся, прежде наказав сыну выполнить супружеский долг и порадовать меня новыми позами. Как всегда, зажёг, а я сидела красная, не зная куда глаза от смущения девать. А ещё почему-то сердце частило, срываясь в сумасшедший бег от одной мысли, что муж пришёл, и больше, вроде не обижается. Я нервно комкала одеяло, не в силах поднять взгляд на Дронда. Но, сделав над собой усилие, произнесла:
— Пожалуйста, снимите перчатку… одну, — и тут же зачастила, боясь, что не дасть договорить. — Я знаю, свет обжигает. Но на мгновение можно же, да? Пожалуйста…
Колебался недолго… Снова идёт мне навстречу, выполняя каприз? Снял перчатку, показывая чуть поджившие на ладони шрамы издалека. Но кожа шелушится, и всё ещё трескается… Видно, невооружённым взглядом видно кровавую сеточку, стоило ему только пальцами шевельнуть и не зажившие ещё раны раскрылись. Поднялась с постели, потянулась навстречу, успев ухватить огромную ладонь прежде, чем мужчина натянул перчатку обратно. Моими тонкими пальцами только пытаться удержать такую большую руку. Но мне и не нужно обхватывать ладонь целиком… Жалко, что он ходит в перчатках, одежде, обуви… Ему ведь больно ощущать прикосновение ткани к не зажившей ещё коже. И мой свет тяжело терпеть… Потому быстро и невесомо погладила ладонь супруга там, где кожа выглядела лучше всего и легонько коснулась губами, а после подняла глаза, полные слёз на Повелителя мёртвых и выдхнула: