— А придется, Анжелика, — беспрекословно заявил отец. — Что ты о нем знаешь? — пауза, на протяжении которой мы смотрели друг другу в глаза. Я пока не видела смысла что-либо отвечать, давая возможность собеседнику высказаться. — Знаешь, чем он занимается? С кем водит знакомства? Ты хоть представляешь, во что может превратиться твоя жизнь? — вопросы сыпались и сыпались, голос повышался и повышался, а я все равно отмалчивалась.
Понимала, что меня это сводит с ума. Такое чувство, что отец целенаправленно бил по больному месту. То, о чем я старалась не думать месяц, обрушилось сейчас на меня лавиной. Сильной. Какой-то слишком неподъемной.
Я тряхнула головой, прогоняя все свои страхи прочь. Не позволю никому меня запугать! Даже отцу.
— А ты его откуда знаешь? — поинтересовалась, желая взять хоть небольшой тайм-аут.
Отец поморщился — не хочет отвечать, хотя от меня требует откровенности. Но мне и этого достаточно. Видимо, где-то они не сошлись с Феликсом во мнениях.
Что ж, бывает, только я то тут при чем?
— Анжелика, мы с ним сталкиваемся часто по бизнесу. И могу сказать не для красного словца, а по факту: закон он обходит легко, — отец сделал глоток и продолжил меня добивать: — А вот теперь скажи, дочка, когда знаешь, что мы с ним конкуренты…
Пауза. Короткая пауза, но я успела натянуться струной. Мозг упорно отвергал даже мысль о том, что скажет отец.
«Не слушай», — шепнул внутренний голос.
— Так уж ли случайна ваша встреча? — все-таки добил, и мой мир начал медленно, но уверено рушиться. — Или он узнал, что ты моя дочь, и решил воспользоваться ситуацией. Поверь, этот парень менял баб как перчатки, а тут, хочешь сказать, резко стал однолюбом?
— Откуда он мог узнать? — я хрипло выдавила, сжав кулаки так, что ногти до боли впились в кожу.
— Милая, — сбавив обороты, отец заговорил как с неразумным ребенком, — он работает с парнем, который может достать любую информацию, хоть из задницы Сатаны. Если бы Руслан захотел покопаться в моем прошлом, то быстро бы вышел на твою мать.
Я помнила этого Руслана. Сдержанный, слишком холодный, а взгляд прожигает, даже если мужчина и улыбается. Вот такой, возможно, и мог бы продумать подобную многоходовку. А Феликс… Он же вспыльчивый, выдает все и сразу. Не мог он! Не мог!
Подняла глаза, в которых уже пощипывало, и с надрывом выдала:
— Папа! — Он дернулся от моего обращения, застыл со стаканом на весу и посмотрел теперь с удивлением. Да, сегодня впервые он услышал от меня это слово. А я даже не раздумывая так его назвала. — Папа, я люблю его.
Тишина, возникшая после этих слов, оглушила. И в серых глазах напротив отразилась… жалость. Да, это была она.