Звук самолетов, подслушанный прямо перед бомбежкой.
Легкое движение земли, прямо перед землетрясением.
— Скажи мне, Холодное Сердце. Что влияет на твои кнопки? Чего ты боишься, а?
Ты!
Я подавляю крик, вздергиваю подбородок и встречаюсь взглядом с дьяволом.
Он сжимает мою челюсть большим и указательным пальцами.
— Скажи. Мне.
Когда я сохраняю свое право хранить молчание, что-то мелькает в лице Эйдена. Оно быстрое и мимолетное и исчезает, как только появляется.
Он отпускает меня с такой мягкостью, что я вздрагиваю. Нет, не от испуга. От нечто гораздо более мощного.
Мне не нравится добрая сторона Эйдена.
Она обманчива.
Разрушительна.
Фатальна.
— Последний шанс, прежде чем я сам найду ответ.
Да, удачи тебе с тем, чтобы вытащить ответ из моей головы, монстр.
Что-то светится в его глазах. Глаза людей сияют от волнения и счастья. Искра Эйдена с безумным садизмом.
Он тянется ко мне, и прежде, чем я успеваю что-либо сделать, он расстегивает мою рубашку. Пуговицы разлетаются во все стороны, как брошенные камешки.
Мое сердце колотится в груди, и стыд опускается на дно живота. Непролитые слезы наполняют глаза, и я сразу понимаю, что не гожусь для этой игры.
Я трусиха, а трусы проигрывают еще до начала игры.
Но я достаточно умна, сокращая свои потери.
Я глотаю слезы и глупую гордость.
— Х-хорошо. Я отдам тебе телефон.
Ухмылка на губах Эйдена запечатывает мою обреченную судьбу.
— Ох, нет. Надо было раньше. У тебя был шанс. А теперь я передумал.
Глава 4
Я думала, что знаю страх.
Смерть моих родителей вызвала у меня необъяснимый страх.
Так много страха, что я похоронила все это в черном, недоступном ящике.
Смотря на бесстрастное лицо Эйдена, я понимаю, что ничего не смыслю о страхе.
А если и смыслю, то забыла.
Потому что Эйден, восемнадцатилетний парень, дает мне иное определение страха.
Я никогда по-настоящему не знала Эйдена Кинга до этого момента, когда он полностью довели меня своей милости — или ее отсутствию.
Гордость и достоинство были единственными вещами, спасшие меня от ада за последние два года.
Но сейчас, стоя со сцепленными руками за спиной и с разорванной рубашкой, эта гордость разваливается на части, как мультяшка.
В иллюзию.
В ложь.
— Эйден... — его имя застревает у меня в горле, как дым. Он как дымка. Удушающая, скользкая и неразборчивая. — Остановись.
Мой голос понижается, смягчаясь, умоляя любую человеческую часть в нем.
Но я должна была знать лучше.
В монстре нет ничего человеческого.
Его стальной взгляд устремляется в мою сторону, и я перестаю дышать.
Люди говорят, что глаза это зеркало души, но у Эйдена там... ничего.