Для многих возвращение – это сложно и невыполнимо. Зачастую люди испытывают чувство стыда или же дискомфорта. Да, зачастую, но не тогда, когда они выжили даже после безумно болезненного внедрённого в сознание осколка воспоминаний и крушения абсолютной веры во что-то более лучшее. Нет, лучшего нет, и никогда не было. Мир не изменится из-за того, что ты вытерпела. Он продолжает существовать. И только ты в состоянии найти для себя спасительную шлюпку, чтобы навсегда исчезнуть из него. Только от тебя зависит, как будут складываться дела, и как повернутся обстоятельства.
Если раньше я могла легко и чётко представить себе будущее и модель поведения, то сейчас лишь одна цель заставляет меня гордо поднять голову и пройти мимо студентов, кричащих в спину нелицеприятные вещи, заметить краем глаза фотографии, на которых я обнажена, и усмехнуться тому, насколько уже обглоданы кости. Меня подобное поведение окружающих абсолютно не трогает, совершенно не задевает мои чувства, а причина в том, что их нет. Ничего нет. Я словно продолжаю пребывать в тяжёлом и тёмном забытье, не слыша больше ни единого звука, а только стук собственного изнурённого сердца.
Раны имеют свойство заживать. Синяки исчезать. А кровотечения с помощью денег и медперсонала останавливаться. А потом всё гаснет. Свет исчезает из груди, наполняя всё моё маленькое и изящное тело мраком. Но как же быть с тем, что я до сих пор не пережила произошедшее? Да, как бы ни убеждала себя в том, насколько всё стало бессмысленным, я продолжаю бежать от воспоминаний. Но они преследуют везде: в нечаянном повороте головы и в резкой вспышке искорёженного лица; в пропавшем голосе, хотя и звука не издала; в бессоннице и редких сновидениях; на венах рук и в отражении моих глаз. Везде, буквально везде я могу прожить то время, когда безволие стало смертью. И не тела, а моего сердца. Мне больно… до сих пор очень больно.
Укол печали и горечи пронзает, когда вижу, насколько сильно изуродовали то место, которое я создала в первую очередь для себя. Как разрушились все мои жалкие попытки уберечь здесь близких мне людей. И с каким сожалением смотрят на меня Белч и Оливер, ограждающие от нападок студентов и помогающие войти в дом под жуткие крики толпы. Вижу, как девушки, оставшиеся в доме, со страхом подходят ко мне, и тяжело встретиться с их добротой и переживаниями за меня.
– Мира, я так рада, что ты вернулась, – Сиен тянет ко мне руки, но я дёргаюсь. Нет, не могу больше позволить, чтобы ко мне кто-то прикоснулся. Мне больно. Кожа болит даже от взглядов, а что будет от рук? Я не вытерплю. Больше не сильная. Сломленная. Внутри. Но никто этого не заметит и вряд ли поймёт, потому что тогда это будет означать конец не для меня, а для них. И сейчас я должна сделать всё правильно. В последний раз.