Оттого, умирать сейчас от руки островного было особенно горько. Островные — дикие, отверженные, пропахшие тиной и гниющие на своём Каменном острове. Никто из горожан в точности не знал, как они там выживают, ни одного из островных ни разу не видели в Городе. А теперь, один из них, медленно и неумолимо убивал Найру. Почти что в самом центре Города, недалеко от базарной площади.
Придушив Найру так, что она теряла сознание, мужчина ненадолго оставлял её, а когда она приходила в себя, начинал мучить снова.
Сейчас Найра в очередной раз очнулась. Нестерпимо болело горло, каждый вдох причинял боль, мешал засунутый в рот кляп; саднили запястья и лодыжки, за которые Найра была привязана к кровати; невыносимо хотелось пить; к потному лицу прилипли пряди волос.
Она прислушалась: тихо. Приподняв голову, Найра оглядела комнату: стол, стул, в углу большой, окованный железом сундук. Мучителя не видно. Может, ушёл в нужник?
Ей казалось, что она прожила в этой комнате целую жизнь. Несколько жизней. Внизу заливисто хохотала подруга Сьюзи, стучали о столы кружки с брагой, и никому не было дела до того, что наверху умирает Весёлая Найра.
«Сьюзи! — закричала бы она, если бы могла. — Притихни хоть ненадолго и послушай, что происходит наверху. Меня убивает островной! Месяц назад к ним приплывала лодочница с откукренной водой. Сам островной был в шахте, его жена обменяла бусы из маревых камней на воду, но та оказалась проклятой. Вернувшись домой, островной увидел, что жена и дочь мертвы. Соседи, видевшие лодочницу, сказали, что у неё ярко-рыжие волосы, а на шее широкая цепочка, внутри которой металось пламя. Похоронив близких, островной поклялся найти рыжеволосую лодочницу и предать её медленной смерти. Одной Праматери известно, как ему удалось выбраться с Острова Серой Хмари. Он искал рыжеволосую лодочницу в обоих Городах, в Лесу и даже на Болоте, пока не нашёл меня. Но я не лодочница! Ты же знаешь, Сьюзи! Все знают! Просто какой-то толстухе, чей муж ходит ко мне в Весёлый дом, захотелось расквитаться, и она меня оговорила. А островной слишком обезумел от горя, чтобы долго разбираться. Если бы только он позволил мне оправдаться! Если бы хоть ненадолго вытащил кляп! Разве так можно — обвинять и не давать оправдаться?!
Я бы рассказала, что неоткукренная вода для меня такая же смерть, как для его жены и дочери. А цепочка — память о Фриде. Ведь ты, Сьюзи, знаешь — я поклялась отомстить за Фриду и ношу цепочку, никогда не снимая. Это знают все, кому я плакалась, а плакалась я всем.
Но островному не нужны мои оправдания. Он нашёл рыжеволосую женщину с цепочкой, в которой мечется пламя, и ему довольно. Может, потом, когда он найдёт настоящую лодочницу, ему будет горько и страшно. Он вспомнит, как мучил меня в запёртой комнате, а внизу хохотали клиенты Весёлого Дома.