Судя по отчаянным глазам Маши Карнович, та думала о том же. Воспитанницы боялись инспектрисы куда больше, чем классных и дортуарных дам. Те были грубы и наказывали, но делали это по обязанности, мадам фон Пален же часто наслаждалась своею властью и не терпела даже намёков на непочтительность.
— Простите, мадемуазель, — спокойно произнесла по-французски Диана Алерциани. — Девицы просто резвились, они и не подозревали, что так сильно шумят. Мы уповаем на ваше великодушие и доброе сердце, а mademoiselles Опочинина и Зотова тотчас приведут себя в порядок.
Приветливый тон, а более всего — безупречное французское произношение княжны Алерциани, как всегда, обезоружили дортуарную даму. Всё начальство — от инспектрисы до классных дам — подспудно обожало дочь грузинского князя не только за знатность и богатство, но ещё за рассудительность, спокойный нрав и блестящие успехи в учении. Диана появилась в классе позже всех: её семейство долго жило за границей. В первый же день выяснилось, что она прекрасно знает немецкий и английский языки, а по-французски говорит едва ли не лучше преподавателя. Поскольку французский язык и умение хорошо держаться почитались в Смольном более, чем что-либо иное, Диану мгновенно провозгласили первой ученицей. В дальнейшем княжна многажды подтверждала право на такое звание: она единственная из всех проводила большую часть времени за книгой, хорошо знала русскую орфографию и словесность, была сильна и в истории. И в характере княжны было что-то такое, от чего даже «отчаянные», подобно Арине Зотовой, тушевались перед ней; ни одна из классных дам никогда не повышала на неё голос.
Диану нельзя было назвать красавицей. Она была полной, ступала тяжело, двигалась медленно и слегка неуклюже — но вьющиеся чёрные волосы, большие тёмные глаза и белозубая улыбка делали её привлекательной. Не обладая лёгкостью и грацией, она, однако, вовсе этим не конфузилась и ни разу не выказала зависти к институтским les belles — Сонечке Опочининой и Маше Карнович.
— Девицы Зотова и Опочинина, извольте поправить платья и прически, да поживее! — приказала дортуарная дама. — И чтобы впредь подобное не повторялось, иначе будете примерно наказаны!
Лишь, когда дверь за m-lle Щеголевой с треском захлопнулась, Сонечка облегчённо вздохнула.
— Диана, голубушка, золотая, вот спасибо! — воскликнула она и, подскочив к княжне, осыпала поцелуями её плечи и волосы.
— Диана, душка, да как же у тебя так получается? — вторила Соне Маша Карнович. — Ведь не миновать бы нам весь обед у стенки простоять(1)… А то и хуже.