Это было правдой. Мой брат — умнейший, образованнейший человек — не мог выдать ни строчки, если это не относилось к его учебе или работе. В детстве и юности я сочинял стихи, песни, которые пел под гитару, потом меня захватило писательство — а брат лишь улыбался и качал головой, когда я предлагал ему придумать хоть крошечный рассказ.
«Все верно, — подтвердил Сопровождающий. Он смотрел на меня с легкой грустью. — Есть вещи, которые неподвластны ни мне, ни другим теосийцам. Это все, что относится к искусству. Мы не поем песен, не пишем картин и книг, не создаем скульптур. Мы не можем этого сделать. Там, где кончается рациональное, — мы бессильны. Природа не дала нам такого дара. Тем более мы ценим его в вас, джеайнах, — вы владеете тем, чего мы никогда не сможем создать и чему научиться».
Тогда я впервые понял, что между нами — пропасть. До сих пор, несмотря на то, что открыл мне Сопровождающий, я как-то не осознавал, что теосийцы бесконечно чужды моим сородичам. Они умели притворяться так, что не один из наших врачевателей не нашел бы ни малейшей разницы между теосийцем и джеайнином… Да что там, мы с братом внешне были практически неотличимы друг от друга.
* * *
Мы с ним говорили о книгах — о тех книгах, что я писал и читал ему вслух, которые он всегда изучал внимательно и дотошно. Я обладал способностями, в которых, по мнению теосийцев, нуждаются Проводники: умел красочно фантазировать и убедительно воплощать в словах самые невероятные вещи. Сопровождающий начал знакомить меня с жизнью на Теосе, я впервые своими глазами увидел иную планету — с помощью мгновенных картин, которые теосийцы научились запечатлевать раз и навсегда. Эти «мгновенные картины» были нанесены на небольшие твердые кусочки бумаги, и, предвосхищая мой вопрос, брат объяснил, что его сородичи когда-то пытались нарисовать окружающий мир — но потерпели поражение. Пришлось делать это с помощью техники. Теос мне понравился — именно так я представлял свои «города будущего», когда писал о них: множество высоких-высоких домов, парящие везде воздушные корабли, непрестанное движение, хаотичное на первый взгляд, но подчиненное строгому распорядку. Там было много света и жизни, но… Я так и не увидел их теосийской природы. Мне показали только города.
«Когда эксперимент завершится, — пообещал Сопровождающий, — ты сможешь увидеть все, что захочешь. Своими глазами».
Тогда я не придал особого значения этой фразе. Ну, просто пропустил ее мимо ушей — нам предстояло так много сделать. Я с жаром принялся за работу. Теперь я не просто писал книги; сквозь строки я обращался к моим сородичам, джейанам. Брат указывал мне, о чем я должен с ними говорить, и, хотя он никак не участвовал в самом написании, мое творчество больше не было только моим. Я больше не мог просто фантазировать о будущем, покорении Космоса или таинственных пришельцах. Сопровождающий открыл мне глаза.