Легкий, неопределенный взмах руки, но Максим кивает головой, в его глазах ни толики насмешки или снисхождения.
— Души художника?
— Не знаю… наверное.
Подхожу ближе к картине, воровато оглядываюсь по сторонам, потому что мои слова предназначены только мужчине, который рядом со мной. Я волнуюсь, мне кажется, мы на одной волне сейчас, понимаем друг друга, но все равно боюсь сморозить какую-то глупость. Это не глупость, Риша, это ощущения.
— Я прочитала книгу, которую ты мне подарил, хотя раньше на примитивистов не обращала особого внимания, да дело не в этом. Тут все какое-то картонное, что ли. Я не чувствую жизни, никаких эмоций не вызывает, но это же ненормально?
— Ненормально, — соглашается Генварский. — Я предполагал, что тебе не понравятся его работы, но, знаешь, я очень рад, что ты их увидела.
— Почему?
— Потому что Коля очень успешный художник, почти все эти картины уже проданы, думаю, после выставки не останется ни одной свободной. Если вдруг решишь писать только ради денег, посмотри, как это выглядит на полотне.
Он говорит тихим, но серьезным тоном, и я ему верю. Верю, потому что сама это чувствую.
— Разочарована?
— Да. Но если ты… почему тогда спонсируешь?
— Потому что это очень выгодно, Марин. Я ведь бизнесмен и давно уже не прикидываюсь вольным художником.
— А ты им был? — Мне любопытно, потому что я по-прежнему почти ничего не знаю. — Ты соткан из загадок.
— Ничего интересного, я как-нибудь тебе расскажу. Пойдем пообщаемся с другими гостями.
Мне показалось или на его лице мелькнула тень сожаления?
Не успели мы сделать и нескольких шагов, как Максима окликнули.
— Макс! — зычный голос Голованова-старшего не давал ни малейшего шанса прошмыгнуть мимо, да никто и не собирался. Оказывается, они знакомы. Хотя тут, наверное, все друг друга знают: один круг общения, пусть и довольно широкий. Я не вижу сына рядом с отцом, и это немного успокаивает.
— Павел Петрович, добрый вечер! Я рад вас видеть. — Они пожимают друг другу руки, а я ловлю вежливую светскую улыбку жены Голованова. Так же заученно улыбаюсь в ответ. Вечером обязательно оторву от себя эту улыбку и выброшу подальше. Совсем это не мое.
— Взаимно, взаимно! Давно кисть в руку брал, а? — Директор улыбается Генварскому как-то совсем по-свойски, видимо, они давно знают друг друга.
— Давно! Но скоро возьму. Павел Петрович — мой учитель, Марина.
Максим положил руку мне на спину и чуть подтолкнул вперед, ближе к Головановым. Тонкая ткань не приглушала ощущения тепла от его ладони. По телу пробежала едва заметная дрожь, мне захотелось повернуться к нему лицом, спрятаться у него на груди.