У меня сердце кольнуло, а Давыдов не показывал жалости, если даже и испытывал…
– Не рановато ли уголовщиной стал промышлять? – бил прямо в цель мужчина. – По малолетке решил пойти?
– А ты мне срок не шей, дядя, – ухмыльнулся он, обнажив беззубый рот: передние резцы-то выпали уже. – В ДК* меня еще долго не заметут, возрастом не вышел. И я ничего не взял, ты не докажешь.
*ДК – детская колония.
– Умный, да? – и себе фыркнул Давыдов.
Парень подбоченился. Он изо всех сил старался храбриться, но ребенок оставался ребенком… Дети не должны воевать против взрослых. Неправильно это, больно, хоть и проза жизни.
– Не жалуюсь.
– А раз не жалуешься, то должен понимать, что ответ за свои поступки нести придется. – Давыдов нахмурился и взял воришку за шиворот, тот же стал неистово вырываться.
– Я не взял ничего! Я просто мимо проходил! – сорвался мальчишка криком. – Не докажешь!
– Сейчас я вызову своего хорошего друга, он разбирается в этих делах, послушаем, как ты запоешь тогда.
Из глаз воришки брызнули злые слезы.
– Ваня, – ахнула я, не узнавая этого мужчину. – Да как ты…
– А пока ждать его будем, в кафе зайдем. Мы с Машей, знаешь ли, проголодались после насыщенного дня, пообедать не помешает, – продолжал Давыдов. – Ты, Князева, как насчет отбивной и жареной картошечки?
Сказать я ничего не успела, да и ответ мой, как позже поняла, совсем не требовался.
Паренек громко сглотнул, Иван тут же его отпустил.
– Не дергайся, – скомандовал он. – Все равно поймаю. Голодный?
Воришка спрятал взгляд, шмыгнул носом и продолжил держать молчаливую оборону.
– Звать как? – не унимался Давыдов.
Я уж было подумала, что и слова не добьемся от мальчишки, но ошиблась.
– Саня, – пробурчал он.
– Сколько тебе лет, Саня?
– Девять, – еще более неохотно выдал несостоявшийся воришка. – Почти десять. Через два месяца.
Я прикрыла глаза.
Смотреть на оборвыша было больно. Он оказался старше моих мальчиков, а выглядел младше! Да еще и эти зубы…
Даже подумать страшно, в каких условиях Саша жил, что смена зубов нагнала его так поздно.
– Скажи-ка мне, Саня, моя тачка была первой попыткой взлома?
– Я не трогал! Ты не докажешь! – тут же вновь завопил пацан, но под строгим взглядом Давыдова сник. – Первая. Клянусь!
У меня с души словно камень упал, хотя легче от этого все равно не стало.
Если в неполных десять он уже примеряется машины вскрывать, то к четырнадцати точно будет видеть небо в клеточку.
– Мамой? – вспомнила я детство и самую страшную для меня клятву и попыталась пошутить – неудачно.
– Нет у меня мамы, не на чем и клясться, – буркнул мальчишка.