Я вздохнула, горло саднило. Я постоянно сдавливала в себе чувства и слезы, от чего внутри что-то надорвалось. Я была сломана.
Заметно выросший живот отпугивал Дато, и он стал ходить реже; за последний месяц он зашел всего один раз. Долго трогал грудь и вздыхал — рассказывал, как отымеет меня еще в палате после родов. Я переставала чувствовать тошноту в такие моменты. Моя душа выходила куда-то из тела и отправлялась на прогулки, стараясь не думать, что в этот момент происходит с ее телом. Я отключала слух, чтобы не слышать Дато.
Не нужно было спать с Дато, чтобы он выворачивал в тебе все живое наизнанку. Он каждый раз умудрялся придумать унижение хуже, чем было в прошлый раз. Ему нравилось ломать людей, нравилось смотреть в глаза — полные боли, унижения и покорности. И я научилась делать такие глаза. Сразу же. Чтобы побыстрее удовлетворить его и спровадить.
Один раз Дато заставил делать ему массаж всего тела со счастливым концом. Каждую минуту я думала о сочинском пирсе, о чайках, главное было не смотреть на волосы, которые были везде. Дато напоминал снежного человека. Всю его спину покрывала дикая поросль. Я не могла понять, как с такими деньгами, он до сих пор не мог проэпиллироваться?
От счастливого конца меня спас звонок, очень важный для мужчины, потому что он дико заматерился и ушел, не попрощавшись. Дато жутко нервничал.
Первое время я пыталась обойти всю территорию, чтобы знать как все тут устроено, где что находится, чтобы придумать как сбежать мужчины. Но Дато хорошо позаботился о безопасности. Забор круглосуточно был под током, если кто-то бы попытался перелезть через него, его бы зажарило, как курицу гриль. Охрана практически не разговаривала со мной или мамой. Только иногда тот, что с гнилыми зубами, он был более общительным. Но он обычно отпускал какие-то пошлые шутки в мою сторону и сам же смеялся над ним.
Эмма.
Я могла выйти из дома только в больницу для посещения врача, маме было разрешено меня сопровождать. Хорошо, что она была рядом — если бы не она, то я бы сошла с ума вообще от одиночества. Я посмотрела на маму, сидящую рядом и сжала ее руку, чтобы почувствовать ее тепло, и она сжала в ответ, одаривая меня улыбкой.
— Что врачи говорят как ребеночек? — гнилозубый всегда спрашивал про моё здоровье по договоре домой. Не знаю, насколько ему было это интересно.
— Здоров. — я не была настроена на разговоры. Ближе к девятому месяцу я чувствовала себя все хуже и хуже, удручающе. Мысль, что будет после его рождения меня угнетала, мне не хотелось рожать, хотелось оставить его в себе. Защитить.