Я постучала в дверь. Один раз. Два. Оглянулась назад, но коридор, слава Луне, оказался пустым, охраны не было. На третий раз заглянула внутрь. Мое сердце билось так, будто было готово вырваться из груди и расплюснуться о эти дубовые двери. В горле словно встал ком.
— Клауд? — для проформы спросила я у пустоты кабинета. Тишина была мне ответом, и это обнадеживало. Скинув босоножки, каблуки которых стучали также громко, как сердце загнанного зайца, я прошла в кабинет.
В животе скопилась желчь, и показалось, что меня сейчас стошнит от волнения, поэтому я поторопилась приступить к осмотру помещения.
Обошла его огромный массивный стол и стала открывать ящики. Работа почти двух лет должна была завершиться прямо сейчас. Вчера я залила все документы на одну флешку, чтобы использовать ее содержимое против Клауда, но не смогла ее забрать с собой, потому что за мной неотступно следили.
Долгое, долгое время по крупицам я собирала все: документ или кусочек видео, или фотографии, или счет, или даже «билет» на отстрел в Ночь Справедливости, чтобы предъявить это в суде.
Конечно, я понимала, что он сможет легко сфальсифицировать любые обвинения на свой счет и обойтись без дополнительного слушания, легко выиграв дело, но я надеялась на правосудие другого города или штата, где нет подкупленных присяжных или судьи.
Его стол был похож на стол человека, который страдает обсессивно-компульсивным расстройством. Все аккуратно стояло на своих местах. Ничего не вызывало подозрений.
Два часа назад я вставила флешку в компьютер, чтобы как можно скорее слить последние документы, с которыми работал Клауд, и не успела ее незаметно забрать.
Пользуясь тем, что сейчас дом был полон гостей, за которыми Клауду нужно было следить, я решила во что бы то ни стало замести следы своего преступления.
Я нагнулась к компьютеру, извлекла флешку и нечаянно задела папку, которая лежала на столе. Нырнула под стол, чтобы поднять ее, я тут же быстро встала, выпрямляясь. И тут же резко вобрала в рот воздух от неожиданности — у двери стояла тень.
Стало так страшно, как не было до этого часа никогда. Грудь перестала подниматься и опускаться — легкие просто не пропускали кислород, сжавшись в испуге. Горло перехватило ледяной рукой паники, и я задрожала так сильно, как впервые с Клаудом во время охоты на человека.
— Что ты здесь делаешь? — его голос был обманчиво спокоен, но я знала, что скрывается за этим ледяным тоном. Он был разъярен, страшно зол и почему-то скрывал это.
«Вот сейчас и придет мой конец, вот прямо сейчас», — пронеслась у меня в голове похоронная мысль. Траурный марш ударил в виски — воображаемая музыка оказалась довольно говорящей, подходящей для этого страшного момента.