Миную последнее препятствие — перепрыгиваю через поваленное бревно — и вижу ИХ.
Волчица стала женщиной, и он тоже перевоплотился в человека. Их белые нагие тела опасно блестят при несмелом свете луны, пробивающемся сквозь ветки мрачных деревьев.
Он держит ее перед собой, практически лицом ко мне. Одной рукой наматывает на кулак ее длинные темные волосы, второй держит под животом. Она дрожит и ее полные груди колышутся от его движений, а рот изогнут в немом крике.
На поляне стоит убийственный коктейль запахов: страсть, похоть, страх, кровь.
Неожиданно Клауд резко толкает женщину, от чего она сгибается пополам и входит в нее, начиная резко долбиться сзади своим разъярённым членом. Она практически подскакивает в такт с ним, а он наслаждается господством: тянет кулак с волосами вверх, как у марионетки, и она выгибается, как кобра, открывая шею, по которой течет ее собственная кровь.
Она не может кричать: видно, что боль разрывает до безумия сильно: глаза вращаются как сумасшедшие. Он рычит от удовольствия, и от того, что делает ей больнее, испытывает еще большее наслаждение. В какой-то момент даже закатывает глаза, протаранив ее нутро со всего размаха и ощутив вибрации ее ужаса.
Черт знает, как долго он будет так ее трахать, мне в любом случае нужно спешить. Обхожу их на волчьих лапах по кругу, целюсь, чтобы прыгнуть на него со спины и прокусить сонную артерию.
Но вдруг Клауд рычит на весь лес, запрокинув голову:
— Ты моя, моя! Моя! Ты принадлежишь мне! Да? Отвечай: да?
— Ддда, — хрипит она, полузадушенная его усилиями.
— Навсегда! Ты только моя! Мо… — он чуть отодвигает зад назад и тут же мощным рывком снова впечатывается в нее, поймав стон боли. — я! Моя! Никому не отдам тебя! Ни — ко — му!
Мышцы спины гуляют в бешенном ритме, и он будто похож на молнию посередине леса — такой же порывистый и грозный, цельный и страшный.
Но не для меня.
Я разбегаюсь, чтобы ударить со спины, и вдруг происходит то, чего не ожидаю, увлеченный только Клаудом: загнанный олень с другой стороны со всего размаха сбивает меня с ног. Скорость, с которой бежало животное, оправдывает себя: мощное тело зверя будто выбивает из меня дух на всем скаку.
Черт.
Клауд резко кончает, рычит, и я вижу снизу, как он оборачивается волком, все еще нависая над нагой женщиной. Олень подрывается и бежит в другую сторону, Клауд — за ним, а я недвижимо лежу, глядя, как та ревет, запрокинув голову вверх. В ее стоне — страх, боль, ярость, поруганная честь и достоинство, и еще очень много всего.
Но мне срать на нее. Клауд ушел.