Я сразу понял: это её комната. Отвлёкся: интересно было посмотреть, как она живёт. Очень чисто, две кровати. Побольше и поменьше. Я знал, что это съёмное жилье, но среди чужих вещей чувствовался неуловимый дух этой хрупкой, но такой стойкой девочки.
– Я ничего не приму, – сказала она твёрдо. – Я согласилась на просьбу, но не на предложение.
Губы сжала, глаза сверкают. Моя амазонка. Настал мой черёд двинуть фигуры по шахматной доске. Я сильный игрок. Пусть и не думает, что меня можно обыграть. Я мудрее, опытнее, старше. Я мужчина, в конце концов.
– Насколько я помню, в предложение входила материальная помощь. Ты отказалась. Деньги я тебе не предлагаю.
– Ну, да. Ты предлагаешь то, что куплено за деньги, – перебивает она меня. В голосе её – горечь и тоска. Обида, наверное. А ещё глаза у неё как у загнанной дичи. – По-твоему, это не одно и то же?
– В моём понимании – нет.
Спокойствие. Рассудительность. Убедительные аргументы. Только так я выиграю эту непростую партию.
– Хочешь ты или не хочешь, но ты теперь – моя невеста. Лика не из тех, кто простодушно верит на слово. И первое, о чём она меня спросила, почему у моей невесты ботинки не зимние и протекают. Для неё это странно и неприемлемо. Она упрекнула, что я жмот. И что при моём статусе мне должно быть стыдно.
– У барменов – особый статус? – настал её черёд приподнимать брови. Кусается. Ах, как она хороша!
– У барменов – нет. У мафиози – вполне, – сказал с каменным лицом и внутренне застонал: я совсем с ума сошёл, если говорю об этом, играю роль бандита из девяностых. – И всё, что я делаю, – это не материальная помощь, а привилегии для моей девушки.
– Как ты это ни назови, суть одна.
– Я не могу допустить, чтобы моя собственная тётка обвиняла меня в жмотстве. Да она сегодня же позвонит и наябедничает моей матери. Я не желаю, чтобы они на пару полоскали мне мозг.
На миг воцарилась тишина. Мы сверлили друг друга взглядами.
– Ты боишься мамы? – робко хихикнула Софья.
– Боюсь, – соврал без зазрения совести. – И Лику тоже. Они моя семья. Две женщины, что вырастили меня и дали всё, что могли. Почему я не могу дать им спокойствие и счастье в ответ? Софья, не ради меня, не ради себя, а ради двух самых дорогих мне женщин. Это просьба.
Она задумалась. Смотрела куда-то в сторону. Вздохнула.
– Ладно, – склонила голову набок. – Я соглашусь. Но сделаем так: я буду отдавать тебе деньги. Всё, что заработаю в «Лагуне». За ту еду, что ты сегодня приволок. За ту одежду, что ты припёр, не спросив. И прежде чем что-то покупать для меня, сто раз подумай, чем я смогу отдать. Я не буду ничего отрывать от ребёнка ради себя.