Фу! Даже думать не хочу, чьи они и как их собирали!
— Гадость какая. — пробормотала, сев на край топчана. Ноги гудели, как неродные. Спать тоже хотелось. А тут скелет. Чёрт. Надо, наверное, озаботиться похоронами.
Завернуть прямо в это покрывалко и отнести в лес, вырыть ямку... Яму. Сколько там надо по правилам? Метр или два? Я не смогу физически выкопать два метра земли.
— Я. ещё. не. померла.
Цепкая хватка за запястье заставила меня подскочить и заорать от ужаса. Меня держала рука скелета! Не кости, а рука, обтянутая кожей, пусть даже сухой и похожей на пергамент. Хватая ртом воздух, я пригляделась. Скелет вовсе ещё не скелет! Что-то среднее между трупом и мумией. Глаза открыты, полностью белёсые, вместо радужки — бельма. Губы шевелятся, старуха — а я отчего-то была уверена, что это женщина — силится что-то сказать. Мамочки. Живой труп, зомби!
Не кричала я только потому, что горло сдавило спазмом. Думала, удавлюсь на месте! А старуха прошептала:
— Давно. жду. Наклонись.
— Я бы предпочла отказаться. — прохрипела, пытаясь вырвать руку, но живой скелет выдохнула:
— Наклонись, сил нет.
С детства меня учили, прямо в голову вдалбливали, что старым, пожилым и людям старше себя нельзя перечить. Поэтому, превозмогая себя, я наклонилась пониже. Старуха широко распахнула невидящие глаза и сказала:
— Во имя Мокоши и Мары, Лады и Лели, Берегини и Живы, отдаю тебе то, что служило мне и людям, что нельзя потерять и другому отдать, только на погребальном костре. Живи с миром, Руда.
— Что? Что вы сказали?
Мне показалось, что я где-то уже это слышала, но думать сейчас и вспоминать было как-то не с руки. Что за белиберду она бормочет? Мокошь какая-то. Богиня, что ли? При чём тут славянский пантеон? И опять Рудой меня назвала. И эта цыганка, ведьма, наверное, они меня преследуют прямо!
— Всё, теперь можно и помирать, — мумия растянула губы в последней улыбке, а мне стало жутко. Я вежливо ответила:
— Ну, может, ещё поживёте.
Старуха выдохнула, прошептала:
— Погребальный костёр.
И закрыла глаза.
Я подождала немного, но она больше не шевелилась, грудь не вздымалась и не опускалась. Полагаю, признаки смерти проверять тут бесполезно, разве что глазное яблоко сдавить. Да и то. Нет, нет, это полное фу! Господи, за что мне всё это?
Костлявая рука отпустила моё запястье. Я отдёрнула руку и потёрла его. Кажется, мне нужно бухнуть, срочно. Вот прямо щас, стопарик чего-нибудь сосудорасширяющего... У ведьмы точно должно быть, пусть даже настоянное на глазках.
При мысли о глазках мне снова стало дурновато, и я поспешно встала, обмахиваясь ладонью. Хорошо, всё хорошо. Спокойно. Скелет помер, а перед этим сказал какие-то бессмысленные слова. Впрочем, всё, что произошло со мной после крушения электрички, уже бессмысленно само по себе, так что ведьма не дополнила ничего особенного. Однако надо продолжать жить. Помереть, как она, я всегда успею. А тут становится холодно.