В этой уверенности он и жил, пока однажды, к его удивлению, отец вдруг не спросил:
– Что с тобой происходит, сын?
– А что происходит?
– Ты сам не свой.
– Но у меня все в порядке. Я никогда себя так хорошо не чувствовал.
– Физически – возможно.
Луэллин удивленно уставился на отца. Сухопарый старик отрешенного вида с глубоко запавшими горящими глазами медленно кивнул:
– Иногда человеку необходимо побыть одному.
Он не сказал больше ничего, повернулся и ушел. Луэллин тут же почувствовал, как внутри нарастает прежний необъяснимый страх. Меньше всего он хотел быть один. Он не мог, не должен оставаться один.
Тремя днями позже он пришел к отцу и сказал:
– Я ухожу в горы. Один.
Ангус кивнул:
– Хорошо. – Его загадочный взгляд с пониманием остановился на сыне.
Луэллин подумал: «Это от него мне что-то передалось… только он знает, что именно, а я – пока нет».
3
В этих пустынных местах Луэллин провел почти три недели, и за это время с ним происходили странные вещи. С первых же дней одиночество показалось ему вполне терпимым. Теперь он удивлялся, почему так упорно с ним боролся.
Луэллин много размышлял о себе, своем будущем и о Кэрол. Все выглядело отчетливо и логично. И он не сразу понял, что смотрит на свою жизнь со стороны, как зритель, а не как ее участник. Это происходило потому, что, как бы ни казались понятны и логичны события его спланированной жизни, сама она не была реальностью. Он любил Кэрол, желал ее, но жениться он не станет. Его ждали другие дела. Какие, он пока не знал. Когда он полностью осознал этот факт, наступила следующая фаза, которую он мог бы определить как период пустоты, гулкой полной пустоты. Как будто от него осталась одна оболочка, а внутри – ничего. Но ушел и страх. Обретя пустоту, он избавился от страха.
В этот период он почти ничего не ел и не пил.
Порой, как ему казалось, он начинал бредить. Перед ним, будто мираж, возникали какие-то сцены, люди.
Раз или два он отчетливо увидел какое-то лицо. Женское лицо, которое его очень взволновало. Тонкого, красивого рисунка, с запавшими висками, темными, убранными назад волосами и глубокими, почти трагичными глазами. Позади нее он однажды увидел пламя, а другой раз неясные очертания церкви. И одновременно обнаружил, что лицо принадлежит девочке. Оба раза он почувствовал ее страдание. «Если бы только я мог помочь…» – подумал он, в то же время понимая, что помочь невозможно. Сама мысль об этом была абсурдна.
В следующий раз он увидел огромный офисный стол из светлого блестящего дерева, а за ним – мужчину с тяжелой челюстью и маленькими живыми голубыми глазами. Мужчина подался вперед, как бы говоря что-то и для большей убедительности размахивая небольшой линейкой.