Как только за гостьями захлопнулась дверь, на кухню спустился Слава и спросил:
— Ну как все прошло?
— Да никак, — ответил Иван Сергеевич. — Пойду картину доделаю.
— Давай, — в дорогу ему сказал Ермолаев. — Твори…
Еще один будничный день начался так же непримечательно, как и все остальные. Противный дождь накрапывал, раздражая людей. Деревья медленно покачивались от слабого, еле ощутимого ветерка. Никита Джонсон снял с головы капюшон и вошел в школьное фойе. Народу было немеренно. Пятиклашки, словно грибы, расположились на всех лавках и размахивали своими мокрыми куртками.
— И че я сюда приперся? — вслух спросил себя Никита. — Сидел бы дома, чай пил. Да еще на Киркину рожу смотреть. Жуть!
— И вам доброе утро, — приторно-сладко улыбнулась Кира Анатольевна.
Никита не ожидал, что столкнется с класснухой, медленно повернувшись он спросил:
— Вы че все слышали?
Учительница кивнула.
— Да это не вы были, — в свое оправдание сказал он. — Другая Кира.
— Конечно, другая, — легко согласилась Кира Анатольевна. — Я тебе верю. Но боюсь, что твои родители тебе вряд ли поверят.
— Вы им все расскажете? — спросил Никита.
— Нет, если ты выполнишь одну мою просьбу.
— Какую?
— У тебя же с математикой все хорошо?
— Все отлично, — уверил ее Джонсон. — Пока не одной тройки.
— Тогда позанимайся с Таей.
— С Шевельковой? — презрительно пискнул Никита. — Ну уж нет.
— Это еще почему?
— Ну…она, — пытался найти оправдание Джонсон, водя глазами по полу.
— Значит, причин для отказа у тебя нет? Хорошо, я скажу ей, что ты с ней будешь заниматься.
Никита протяжно вздохнул. Он не хотел заниматься с девчонкой из параллельного класса. Тем более с такой, как Тася.
— Ну, блин! — взвыл он.
— Чего ноешь? — спросил у него Москаленко, подойдя к нему.
— Я теперь занимаюсь матаном с Шевельковой.
— С кем? — не понял Дима.
— Ну с дурой из 10А, — пояснил друг.
— И кто тебя обрек на такие страдания? — ухмыльнулся Москаленко.
— Кирка, — вздохнул Никита.
— Ладно, не дрейфь. Лучше придумай, как Лину перед классом унизить.
— Зачем? — на полном серьезе спросил Джонсон.
— Она мне изменила. Обманщики должны расплачиваться.
— Может, просто с ней поговоришь? Зачем так-то?
— Нееет, — протянул Дима. — Нужна самая жестокая месть на свете. Так, чтобы ей от себя самой стало противно.
— Неужели она тебе настолько сделала плохо? — спросил Никита.
— И не только она.
— А, — облегченно вздохнул Джонсон. — Так это ты из-за Ермолаева?
— Заткнись! — шепотом приказал Дима. — Сам придумаю, как это сделать.
Москаленко, сменив уличную обувь на школьные туфли, прошел главный вход, который охраняли дежурные одиннадцатиклассники, а затем скрылся в мужской раздевалке.