Сознание вернулось вспышкой; в этот миг по коридору прошли люди. Послышался шум беседы и русалочий смех Карины, и аристократический голос княгини отдавал распоряжения мажордому, а тот почтительно отвечал.
Я вдруг увидела себя словно со стороны. Тело Августа показалось ужасно тяжелым и жарким; его нога придавила мою, жесткая ткань его брюк царапала мое бедро; его спина была напряжена под моими ладонями, его поцелуи жгли кожу.
Наваждение ушло. Голова стала ясной, в груди похолодело, и стало страшно, и откуда-то возникла острая обида.
Не знаю, что за бес вселился в Августа… но это неправильно. Так не должно быть.
Я с усилием отвернулась; его губы скользнули по щеке, он поцеловал меня в шею, да так, что наверняка останется след.
— Ваша милость! Август! Довольно!
Я легко толкнула его плечи. Он будто не почувствовал: тогда я толкнула сильнее.
— Хватит! Остановись!
Он замер и хрипло произнес:
— Я не хочу останавливаться.
— Август, пожалуйста. Не надо… вот так. Я не хочу.
Его мышцы напряглись еще сильнее, а потом он поднялся и сел ко мне спиной. Оперся локтями о колени и с силой потер лицо.
— Да, — сказал он глухо. — Конечно.
Я села, стараясь не смотреть на него, и стала застегивать платье.
Август запустил пальцы в волосы и чертыхнулся. Потом еще раз.
— Иди, — сказал он не поворачиваясь. — Сейчас в коридоре никого нет. Тебя не заметят.
— А… ты?
— Я побуду еще тут. Пока… не могу выйти. Мне нужно прийти в себя. Черт бы тебя побрал, Майя! Прости. Я идиот.
— Август, нам нужно поговорить, — сказала я с отчаянием.
— Потом, ладно? — попросил он устало. — Иди уже. Пока сюда не сбежался весь замок.
Глава 14 Клерк с расширенными полномочиями
Весь следующий день я пряталась у себя в комнате.
Воображение неустанно рисовало то, что могло произойти, не оттолкни я Августа. Я твердила себе, что поступила правильно, но в то же время горько жалела о несбывшемся. Стыд и печаль терзали меня то по очереди, то разом.
Я гадала, что за наваждение нашло на полковника. Конечно, его влекло ко мне, и так просто от этого влечения он не отделался. Его решение держаться от меня подальше было продиктовано разными мотивами… и главным был далеко не холодный расчет, а благородство. И было что-то еще, что он скрывал от меня.
Но, возможно, впервые в жизни полковник фон Морунген не был уверен в том, что поступил правильно. Особенно когда обнаружил, что его собственные чувства не подчиняются простой команде.
Или я опять приписываю ему мотивы, которых у него нет? Быть может, он просто решил воспользоваться тем, что я была готова ему предложить? О, а я была готова, еще как!