— Я понял, о каком яде шла речь. Пожалуй, он и впрямь не причинил бы Августу серьезного вреда. Верно, он нарушает естественные электрические токи организма, но мое механическое сердце сильнее этой мелочи.
— Барону было очень плохо. Я была уверена, что Август погибнет.
— Не погиб бы. Полежал бы без чувств пару часов, потом пришел в себя. Но жизнь ему недомогание испортило, это безусловно. Разрушило его карьеру, превратило его почти в калеку. А он всегда был так силен и полон энергии! Немудрено, что он затосковал.
— Значит, он был в безопасности? Верится с трудом. Хотя отравитель толковал о том же. Говорил, что желал лишь припугнуть его. Сдается, он все же был не так глуп. Или просто успокаивал свою совесть?
— Возможно. Да, яд не убил бы его, но мог ускорить неизбежный и печальный исход. Августу действительно грозит беда и — мне горько это говорить — дни его сочтены. Близок тот день, когда его механическое сердце остановится навсегда. Год, два, пять… не больше. Даже вы с вашей любовью и вашим даром не сможете ему помочь.
У меня похолодело в груди. Кланц тяжело вздохнул, сдернул свой дорогой парик — под ним я увидела густой ежик седых волос — и крепко потер затылок.
— Пожалуйста, говорите без утайки, — попросила я. — Почему вы уговорили Августа на операцию тогда, семнадцать лет назад? Что произошло потом? Почему вас прозвали дьяволом? Почему Август не хочет искать помощи у вас? И почему вы так уверены, что…механическое сердце отбивает свои последние дни?
Кланц молчал долго. Подумалось: он не ответит.
Потрескивали угли в печи, механический скорпион дробно стучал ножками, разгуливая по столу, из-под кожаного чехла доносились судорожные шорохи. Все это было так странно и непривычно, что мне показалось: сплю и вижу сон. Я вздрогнула, когда Кланц, наконец, заговорил:
— Сначала расскажу о себе. Итак, кто же он такой — мэтр Кланц, человек, которого прозвали дьяволом? Я не дьявол, Майя, — он энергично покачал головой, его взор исступленно сверкнул.
— Мэтр Кланц — ученый, ненасытный в своей любознательности. Ученый, которого сжигает желание сделать мир лучше. Избавить людей от страданий и превратить их в нечто большее.
Пораженная таким началом беседы, я глянула на него вопросительно. Кланц прикрыл глаза, будто разговаривая с самим собой, и продолжил:
— Всю жизнь меня занимали две вещи: механика и тайны организма. Иначе говоря, совершенство против капризов природы. Человеческое тело — глупый и примитивный механизм. Устроенный бестолково. Слабый, склонный к поломкам, которые чертовски сложно починить. Моя философия — механицизм и витализм.