Он не любил рассказывать, как попал к Кариму, но все без исключения относились к нему очень по– доброму и с уважением. В шутку ребята называли его –устаз (араб.– профессор). Он все время читал книги, когда не воевал. В них он находил успокоение и словно возвращался в другую жизнь…ту жизнь, к которой его готовили родители…Всегда ласковая тихая мама и скромный отец– учитель математики в средней школе…Они не были богачами, но хотели дать ребенку образование, способное вывести его на новые высоты…Он не говорил это никому, кроме Влады и Карима, с которым дружил с детства. Отец Мустафы преподавал ему в школе, еще до того, как Карим переехал в Дамаск…
Веселый и жизнерадостный для друзей, но с вечно печальными взрослыми глазами Мустафа…Когда Влада узнала его, он был ранен в ногу и не мог воевать, пока не восстановится. Он отказался уезжать в Триполи на лечение и просто попросил пересидеть в доме Карима, к которому был очень привязан. Когда Карим пообещал Владе, что будет ее выпускать на прогулки, он сразу подумал, что Мустафа сможет составить ей компанию– и защитить, и присмотреть…
Иногда, когда Карим не был занят, он сидел в саду вместе с Владой и Мустафой. Они смеялись и непринужденно болтали. Мария Павловна приносила кофе, и о грустной жизни вокруг них напоминали только постоянно заряженные автоматы ребят. А еще у Мустафы был классный фотоаппарат. Он делал фотографии всего на свете, в том числе и их бесед, а когда Влада тушевалась и говорила, что слишком плохо выглядит для фото, он знающе улыбался и отвечал, что в таких снимках и есть истинная жизнь. Они живые, а не мертвые…
Влада любила их беседы. В такие минуты ей казалось, что пессимистичных сценариев для Сирии можно избежать…Ведь такие хорошие ребята, какие есть с обеих сторон этого глупого и бессмысленного конфликта, смогут сесть за стол переговоров и договориться… Но звуки непрекращающихся канонад возвращали ее из мечтаний на землю…
Они болтали часами. Но почти никогда о революции. Так продолжалось пару недель. Мустафа почти поправился и рвался в бой, но Карим все еще сдерживал его. Они говорили о детстве, о популярных сирийских приколах и анекдотах и просили Владу рассказать что– нибудь о России… Особенно всех интересовали морозы и медведи. Карим при этом все время сводил разговоры к русским блондинкам, видимо, желая раздразнить Владу, но она его попытки воспринимала спокойно и с удовольствием рассказывала о неземной красоте русских девушек, до которой ей как до луны. Он лишь улыбался, не пытаясь ее разуверить в этом, и с лукавым блеском в глазах произносил – когда мы освободим эту землю, заведу себе русских гурий… И ее этот факт иногда задевал…Мустафа же со всей искренностью говорил, что хотел бы потом жениться на русской. Он рассказывал о повестях Чехова и романах Достоевского, думая, что его героиня сойдет со страниц классики, и Влада не хотела его разочаровывать, потакая этим фантазиям.