Я всем телом ощутила волну боли и отчаяния — почему? Разве не была бы я рада избавиться от участи вечность бродить во тьме, пока не исчезнет плоть с костей?
Закричала мертвая — страшно, хрипло и надсадно, будто кто всадил в тело зазубренный нож, и я переместилась, позволяя глазам вновь привыкнуть к мраку — масло догорало, и жаром развеивало прах. Женщина — я увидела, как она ковыляла туда, где навечно остались ее собратья.
Стой.
И я стояла — мозгов у нее не хватит искать меня по всей зале, а Гус не выглянет на шум, потому что он Тень.
А теперь убей, шепнул мне разум.
Мягкими шагами я направилась к пышащему жаром тупичку. Женщина рычала, потеряв все черты, что еще напоминали в ней человека, тыкалась и отходила от потухающего огня. А я уже стояла за ее спиной с поднятым в руке клинком.
— Эй, — сказала я хрипло и едва не рассмеялась в ее отвратительное лицо. Она больше не была женщиной, она была монстром, телом, поднятым магией Книги, душа давно покинула ее. Она ничего не чувствовала.
Как и не почувствовала удар, не успев среагировать, и рассыпалась прахом.
Убей, снова шепнул разум. В четырех шагах от меня полз последний восставший, бессильно и надсадно воя прогнившими связками.
Я обошла его по кругу, уже не таясь и ничего не боясь. Я улыбалась, наверное, как безумная, а он неуклюже пытался поворачиваться за мной, хватал воздух руками там, где недавно были мои щиколотки, шлепался на пол, теряя точку опоры, и выл. Я закончила это одним махом, неожиданно придя в себя. Кем бы он ни был сейчас, но раньше — человеком. Нужно уважать чужую смерть. Он тоже рассыпался прахом, тьма обволокла зал, и я очнулась лишь спустя время, когда хлопнула дверь и из башни вышел Гус.
— Все в порядке, — сказала я. — Их больше нет.
— Да, я… услышал. Порезвилась?
Мы смерили друг друга злыми взглядами. Плохо, очень плохо, нам нельзя сейчас становиться врагами, а мне — мне надо все объяснить. Гус обо мне ничего не знал, хотя, может быть, и того, что он знал, ему хватило.
— Вполне, — кивнула я и крикнула в темноту: — Эй! Эй, выходи! Не бойся!
Бродяга показался из тьмы, все такой же потерянный, все такой же… забитый. Он даже шел неуверенно, будто всю жизнь его варварски били палками, издевались, унижали. Он больше не поднимал головы и только прижимал к себе тряпку с едой.
Гус хмыкнул.
— Он неприкасаемый, — коротко сказала я, не смотря на него. Не хотела. — Как и...
— Да я понял, — так же сухо ответил Гус.
— И не пришел мне на помощь?
— Ты не просила, — сквозь зубы проговорил он. — Но я бы пришел, только тебе. Не показывай мне клыки, кошечка, а ты, — бросил он бродяге, — проваливай, пока цел.