– Богохульник! – ответили рядом на мой не заданный вопрос.
И сразу же возразили:
– Богохульник? Как же!
Говорили чисто, словно урожденные критяне. И все-таки в речи звучал неуловимый акцент, подтверждавший, что говорят местные.
Я навострил уши. Шагах в пяти особняком стояли двое горожан, одетых как люди с достатком. Их избегали: по большей части на площади собрался народ попроще. «Всякий знатный человек Ликии, – утверждал советник Климен, – говорит по-критски.» Эти двое были уверены: простолюдины, даже если слышат их беседу, не понимают ни слова.
Я не стал их разубеждать. Придвинулся ближе, встал на краю незримой границы. Праздное любопытство? Что тут такого? До отплытия далеко, мне совершенно нечем заняться.
– Были богохульства, – упорствовал первый. – Были, точно знаю. Повторять не стану, мне только грома с небес не хватало.
– Ну, брякнул сгоряча… С кем не бывает? За такое не казнят. Публично осудить, обязать принести искупительную жертву – и гуляй. А тут… Ты слушай, слушай!
На краю помоста двое мускулистых детин, повязав кожаные фартуки кузнецов, возились с необычного вида треножником. В средней его части помещалась жаровня, там горел огонь. Выше покоился закопченный бронзовый ковш. Один из кузнецов бросил в ковш бесформенный кусок чего-то серого. Глухо брякнуло металлом о металл. Свинец? Они что, намерены его расплавить? Не в кузнице, а на жалкой жаровне?!
«Чтобы расплавить молибдос, требуется меньший жар, чем тот, при котором плавятся медь и бронза,» – всплыли в памяти слова наставника. Которого из двух? Агафокла или Поликрата? Надо же, забыл. А слова помню.
Кузнецы собрались ядра для пращи отливать?
– …слыхал? «Упорствовал в хуле на олимпийских богов, сочинял про них оскорбительные поэмы и прилюдно зачитывал на встречах с друзьями!» Я не раз бывал с Линосом на общих пирушках. Не было такого!
– Но ты же не думаешь…
– Я не думаю. Я уверен.
Оратор что-то громогласно возвестил, потрясая кулаком. Толпа взревела: многотелая Химера, стоглавый Тифон, готовый изрыгнуть пламя на отступника. Что бы ни сказал обвинитель, горожане это приветствовали. Жаль, те, чей разговор я подслушивал, воздержались от комментариев. А может, я просто не расслышал их за ревом толпы.
– …предупреждение, – донеслось до меня, когда горожане поутихли. – Для других. Для нас с тобой. Не распускайте, значит, язык.
– И ты не боишься об этом говорить?!
Голос спрашивающего дрогнул.
– С тобой? Не боюсь. А что, должен?
– Хочешь меня оскорбить? По-твоему, я способен на донос?!
– Любой способен. Но не любой рискнет. И только глупец станет этим грозить перед тем, как донести.