Золотой лук. Книга II. Всё бывает (Олди) - страница 52

– Зачем мне это делать? – спрашивает Персей.

И отворачивается.

– Польза, братец. Этот Беллерофонт может быть полезен. Вероятно, ты не знаешь, но я ему покровительствую. Я и Афина, совсем как тебе перед вылетом на подвиг. В вас есть что-то общее: Горгофон и Беллерофонт, Убийца Горгоны и Метатель-Убийца. Поддержи парня, это и союз с богатой Эфирой, и моя признательность…

Гермий совершенно не удивлен, когда слышит в четвертый и последний раз:

– Я возвращаюсь в Тиринф.

Яблочко дало трещину. Лукавый сын Зевса уверен в том, что надменный сын Зевса не едет в Аргос по одной-единственной причине: в Аргосе сейчас Беллерофонт, жеребенок, кого не тронули Химера и Гидра.

Он что, боится мальчишки?!

Часть седьмая

Высокие горы Ликии

Взросление – дело грязное, болезненное.

Вторые роды.

Надо дышать самому. Ходить самому. Есть, пить самому. Жить самому. Засыпать, просыпаться. Принимать решения: осознанно или нет. А вокруг тьма людей, которые не хотят, чтобы ты дышал. Мечтают, чтобы ты ходил туда, куда надо. Ел-пил у них с руки. Жил по указке. Заснул и не проснулся.

Новый мир для младенца – это воздух, вода, земля. Пища, наконец. Новый мир для взрослого – люди. Они и пища, и вода, и земля, и воздух. Можно насытиться, можно отравиться. Можно встать двумя ногами, можно поскользнуться, упасть с обрыва. Сегодня дыши ими, завтра задыхайся. Пей их, тони в их пучине.

Твой выбор, твоя жизнь.

Твоя смерть.

Эписодий девятнадцатый

Чужак в чужом краю

1

Три в одном

Полосатый парус хлопнул, теряя ветер, и лениво обвис. Капитан, чернобородый крепыш, каркнул по-финикийски: отдал команду кибернетисам. Оба кормчих налегли на рулевые весла. Нос «Звезды Иштар», украшенный резной конской головой, описал короткую дугу. Дюжина ударов сердца – и парус туго натянулся, раздался, как грудь атлета на вдохе. Ладья пошла резвее. Даже я, уж на что не моряк, это ощутил.

– Сегодня будем в Ликии, – бросил капитан, поравнявшись со мной.

Двигался он боком, по-крабьи, хотя места на палубе хватало. Капитан и сам напоминал каменного краба, какие водятся в расщелинах скал, уходящих в воду. Приземистый, хмурый, сосредоточенный, насквозь пропеченный солнцем, выдубленный ветрами… И руки-клешни: ухватят – не выпустят.

Сегодня? Ну наконец-то!

Обещанный месяц плавания давно минул, минул и второй, и третий. Хоть я и вырос в городе у залива, с видом на две гавани, куда приходили корабли со всех концов света, морское путешествие было мне в новинку. Пара дневных переходов вдоль берега на кургузой лодке, гордо именуемой «кораблем» – вот и все мое мореходство.