Гигант тенью следовал за мной по пятам. Подгонял скупыми жестами, торопил: «Быстрей собирайся! Чего копаешься?!» Что это на него нашло? Может, у него тут родня? Не терпится маму обнять, жену, а я задерживаю?
Как я ни старался, представить ликийца добропорядочным отцом семейства я не смог. Но никакого другого объяснения внезапной перемене у меня не было.
Мы спустились на причал по скрипучим сходням: я с Агрием впереди, ликиец следом. Он старался держаться за мной, а не за конем. Соображает! К Агрию никому, кроме меня, сзади лучше не подходить: лягнет – мало не покажется!
Впрочем, к Агрию ни с какой стороны лучше не подходить.
На причале распоряжался краб-капитан. Я хотел с ним попрощаться, поблагодарить – как-никак, столько времени вместе. Но капитан лишь кивнул в ответ: мол, я тебя услышал. И обложил заковыристой бранью раззяву-матроса, едва не уронившего амфору с дорогим лемносским вином.
Ликиец обогнал нас. Обернулся, махнул рукой: за мной. Я не сомневался, что он ведет меня во дворец Иобата Второго, отца Сфенебеи – куда же еще? Я лишь надеялся, что за годы отсутствия телохранитель не забыл дорогу: идя наугад, в чужом городе заблудиться легче легкого.
Порт, рынок. Все как на бесчисленных островах, где мы успели побывать. Ладно, порт побольше, а рынок побогаче. Не Эфира, конечно – не всякому дано побывать в Эфире! – но и не какой-нибудь Патмос, гиблое захолустье. Здесь во всем ощущался если не размах, то некая основательность.
Чай, материк, не остров!
Плотными волнами накатывали запахи: свежевыделанные кожи, лавр, пряное вино, незнакомые фрукты, жареная баранина…
«Жертва принята. Моления о благоденствии стад услышаны…»
Я вздрогнул. Бросил взгляд на небо. В густой бездонной синеве сиял золотой диск Гелиоса. На горизонте копились облака. Ни зловещего хлопанья крыльев в вышине, ни трехтелого силуэта. Торговец вялеными дынями проследил за моим взглядом и тоже уставился в небо. Зажмурился от яркого солнца, дернул щекой: чего, дурачина, пялишься? Нет там ничего. Лучше дыню купи: слаще меда, во рту так и тает!
Душистая…
Я завертел головой, отыскивая ликийца. Ну да, тут Ликия, все кругом ликийцы, но мне-то нужен был лишь один. Провожатый обнаружился на краю рынка, шагах в тридцати. Ждал, махал рукой: давай, пошевеливайся!
Рынок заканчивался у подножья скалистого холма, что нависал над заливом. Выше начинался город, и такой город я видел впервые! Десяток-другой ближних – самых нижних – домов был построен, как везде: в Эфире, Аргосе. Стены, крыша, портик с колоннами, если это храм или дом побогаче. Но те, что выше… Их вырубили прямо в склоне холма, уступами поднимавшегося к плоской, словно срезанной ножом вершине. Камень, камень, камень. Всюду один только камень. Серый, желтоватый, охристый; шершавый и гладкий. Ноздреватость песчаника, суровая твердость гранита. Десятки, сотни жилых пещер – и в то же время вовсе не пещер. Плоские фасады и фронтоны в обрамлении изломов дикого камня. Грубо вытесанные; отшлифованные гладко, с любовью и тщанием. Темные проемы световых окон. Дощатые двери – наконец-то хоть что-то, кроме камня! Затейливая резьба; едва обработанные поверхности…