– Богиня? Водопад не принадлежит Аполлону?
– Мы чтим не только Аполлона, – Филоноя обернулась на ходу. – Это владения его сестры, Чаша Артемиды.
Когда я вспоминал об Артемиде в последний раз? Давным-давно, пятясь от разъяренной львицы, я молил богиню о спасении. Обещал любую жертву, какую она сама выберет, если останусь жив. И что же? Я остался жив, а жертву так и не принес. Что с того, что Охотница не послала мне знамения, не намекнула, какая жертва ей угодна? Я обещал. Я не сдержал слово.
Я слишком много обещаю.
– Здесь лучшая вода во всей Ликии! – рассмеялась Филоноя. – Твоему коню понравится.
Царевна присела на корточки. Зачерпнула горсть воды, с удовольствием выпила. Я спешился, мы с Агрием подошли к озерцу. Зайдя по бабки в прозрачную, вкусную даже на вид воду, конь склонил голову и начал пить.
– Не хочешь попробовать? – Филоноя смотрела на меня с удивлением. – Капельку, а?
– Я осквернен убийством брата.
– И что с того? Пить дозволено всем.
– Я до сих пор не очищен. Вряд ли богине понравится, если я стану пить из ее чаши.
Я не сказал ничего нового. И все равно выдавить из себя эти слова было не легче, чем выпустить всю кровь из жил. Что, если они оттолкнут царевну от меня?
Девушка нахмурила брови. На лбу ее проступили три маленькие, но хорошо заметные складки. Филоноя встала, прошлась по берегу. Повернулась ко мне:
– Ты прав. Не стоит испытывать богиню. Вернемся сюда, когда отец тебя очистит. А пока…
Она стремительно присела:
– Что, если так?!
В меня полетел сверкающий веер брызг. Вспыхнул радугой в косых лучах солнца, клонящегося к закату. Огненная колесница Гелиоса в этот миг коснулась верхушки скалы, с которой стекал водопад. Вода плеснула мне в лицо, я заморгал, попятился, слизнул с губ попавшие на них капли: холодней снега, слаще меда. Смех Филонои был лучшим звуком в мире. Я хотел, чтобы она смеялась вечно, но смех замер, иссяк, прекратился. Его заглушил далекий вой.
Выли из ущелья, из лабиринта Столбов Аполлона.
Волки?
Вой повторился: ближе, чем показалось в первый раз. Нет, не волки. Выли ниже, басовитей, хрипя глоткой. Кажется, зверь был готов сорваться на лай. Скальное эхо дробило, возвращало надрывную песнь. Но я мог бы поклясться, что воет не один зверь.
Два? Больше?
Филоноя выпрямилась. С ладоней царевны стекала вода.
Вода из чаши Артемиды. Капли на моем лице. На губах. На языке. Я не просто осквернен убийством. Я не сдержал обещание, данное богине. О, боги умеют ждать! Охотнице чуждо прощение и милосердие. Время настало, решила Артемида. Являться в Эфиру, чтобы лично покарать клятвопреступника? Велика честь для лживого ничтожества! И вот глупец Беллерофонт сам пришел в ее владения, отдал себя во власть богини.