— Что именно? — удивился тот, замедлив движение крыльев. Стремительный полет по бесконечному облачному простору плавно перешел в парение.
— Оставь эти свои штучки, — зыркнула, намекая, на его способности подчинять своей воле эмоции человека.
— К сожалению, больше мне недоступна подобная возможность, — он напряженно свел брови и отвел взор.
— Отчего же? — недоверчиво хмыкнула.
— Твое появление на Ипсилоне меня изменило. Теперь чувства других мне неподвластны, ровно, как и мои собственные пребывают в смятении. В душе настоящий бардак и причина всему… — замешкался. — Ты, — нашел объяснение.
— Ты что-то путаешь, — запротестовала. — И все, о чем говоришь совершенно нереально. Ведь мы едва знакомы.
— Верно. А если посмотреть с другой стороны? — выдержал небольшую паузу и продолжил. — Разве сероглазый незнакомец не вносит в твое сердце ту же растерянность и волнение? И не означает ли это того, что мы находимся в равных условиях? — поинтересовался с горькой усмешкой.
— А он здесь при чем? — ошарашенно выдохнула, а спустя мгновение, поняв источник его осведомленности, выкрикнула. — Ты! Неужели?.. Как посмел?! Кто тебе разрешил копаться в моей голове? — возмутилась.
— Никто и не запрещал, — его речь стала тише и вкрадчивей.
— Это бестактно и грубо, схоже с чтением чужих писем, — неодобрительно фыркнула, и начала судорожно перебирать в памяти кратковременные, иллюзорные встречи с Робом, стараясь вычислить, что именно известно чернокрылому.
— Теперь все, — грустно констатировал, сообщая о полной просвещенности.
— У-у-у! — протянула я от досады и в ярости выпалила. — Терпеть не могу, когда лезут в душу! Ненавижу тебя за то, что неоднократно проделал это со мной, — прошипела сквозь зубы. — Отпусти меня, — уперлась в широкую грудь ладонями, намереваясь оттолкнуть наглеца. — Немедленно! Сейчас же! — не добившись и малейшего послабления, крикнула. — Слышишь?
— Что с того? Ненавидишь? И пусть! — произнес с холодком. — А мысли? Я не жалею о том, что узнал их, пускай это неправильно и мерзко. Зато каждое мимолетное обращение ко мне говорит о том, что я тебе интересен. И это как бальзам для израненного безысходностью сердца, — его голос сорвался, переходя на хрипловатый шепот. — А насчет освобождения… — задумался, но через секунду в его глазах пробежала озорная искра. — Да, пожалуйста! — его руки неожиданно разжались, выпуская меня на волю.
— Нет! — отчаянно простонала и вцепилась в ловчего, повиснув на его шее. Ноги болтались в воздухе, ступни инстинктивно пытались найти опору, которой не могло быть. — Мстислав, нет! — жалобно повторила.