– Сань, а где Глеб? – вездесущая Олечка достает меня и здесь, приковывая внимание собравшихся к моей скромной персоне и усаживаясь рядом на свободный стул. Ее щеки разрумянились, волосы растрепались, а глаза сияют пьяным голодным блеском, который я распознаю за версту и на всякий случай просчитываю возможные пути отступления. Потому что поездка домой к нетрезвой однокласснице, как и ночевка непонятно где в мои планы не входит.
– Без понятия, Митина, – сообщаю спокойно, двумя пальцами катая стакан по барной стойке и думая, что завтра надо пораньше встать и заскочить к Григоричу на тренировку.
– Да брось, вы же были не разлей вода, – Ольга пытается прильнуть щекой к моему плечу и разочарованно вздыхает, когда я сую ей в руки виски с колой и отодвигаю чужой стул на безопасное от себя расстояние.
– Ты б еще вспомнила, как мы в песочнице куличики лепили, – фыркаю равнодушно, удерживая бесстрастную маску на лице и не подавая вида, что от разговоров о бывшем друге противно царапает по ребрам.
– И Маринки нет, – от необходимости продолжать неприятную тему меня избавляет мобильный, мигнувший голубоватым светом и доставивший послание от Лизы.
«Саш, я взяла билет на самолет. Завтра».
Зная Истомину, врезающееся под дых сообщение может подразумевать любую локацию, начиная от Камчатки, заканчивая Гондурасом. Тем более, что я и сам не прочь свалить как минимум на неделю из города, чтобы разобраться с тем, что мы с Лизкой натворили.
«Куда?»
В ожидании Лизиного ответа время останавливается, убирая назойливую Митину и обсуждающих третью беременность Сидоровой одноклассников на второй план. Я одним махом опустошаю стакан с соком и напряженно гипнотизирую экран телефона, пытаясь избавиться от липкой паутины волнения.
«Переезжаю в Москву. К отцу».
Я могу поклясться, что внутри у меня что-то хрустит и становится труднее дышать. И пока я борюсь с внутренними демонами, пальцы быстро выводят и отправляют сухое бездушное.
«Ок».
Молчание Истоминой вкупе с не затыкающейся Ольгой, решившей выложить все последние сплетни, напрягает, так что я по-английски сваливаю из бара. И, минуя подсвеченные огнями витрины магазинов, достаю из внутреннего кармана куртки пачку сигарет. Жадно затягиваюсь, глотая терпкий горьковатый дым, и не подозреваю, что Лиза сейчас сидит в темноте на кровати, еле сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, и до крови прикусывает нижнюю губу.
Утро я встречаю в боксерском клубе, ставшим для меня чуть ли не первым домом. Я неторопливо потягиваюсь, смахивая с себя остатки сна, и ныряю на ринг. Мое тело исправно выполняет отточенные до автоматизма движения, только с защитой сегодня полный швах. Мне никак не удается сосредоточиться и, когда в десятый раз прилетает лапой по затылку, Вронский останавливает бой.