Я паникую и «аттракцион» ненадолго останавливают.
А потом меня снова запускают в полет.
Теперь я уже готова… чуть-чуть. Стараюсь максимально расслабить тело, приподнять голову и если и шевелить руками и ногами, то очень мягко, только лишь сгибая в локтях и коленях.
И меня захлестывает дикий восторг. Вместо крови - чистый адреналин, в легких - распирающий шар, а в голове - истерический вопль «я лечу-у»! А когда ко мне после первых почти удачных разворотов и смены высоты «добавляют» Артема полетай со мной во сне и наяву Зимина, возможность разделить с ним это удовольствие наполняет каждую клеточку эйфорией.
Из трубы я не выхожу - почти выползаю на подкашивающихся ногах. Срываю шлем, беруши и тут же попадаю в объятия смеющегося блондинчика.
- Я беспокоился, что с твоей профессией ты точно пробовала что-то подобное, ну, с парашютом там прыгала…
Организм настолько ошеломлен, что выжил, и так явно требует немедленно «размножаться», раз ему дали еще пожить, что я не отвечаю - просто целую. И получаю в ответ такой крышесносящий поцелуй, что забываю про инструкторов и клиентов, пришедших на следующий сеанс.
Мы переодеваемся и выходим на улицу, держась за руки.
- Здесь недалеко есть кафе с хорошей домашней кухней, - говорит Артем.
- К черту кафе. Твой дом тоже недалеко, - говорю осипшим голосом.
Краем глаза я вижу, как он сглатывает, и сама дергаю ручку двери.
Мужчина вдавливает педаль газа, стараясь не смотреть на меня, но я подобного удовольствия себя не лишаю. Любуюсь его руками, надежно держащими руль, красивым профилем, чуть взлохмаченными волосами и тем, как уверенно он сообщает кому-то по телефону, что занят и… да, завтра тоже будет занят. А потом звонит в ресторан и заказывает доставку еды.
Мы бы доехали до дома, если бы мне не пришло в голову спросить:
- Слушай, а почему ты назвал меня карамелькой? Из-за цвета комбинезона?
- Нет. Из-за твоего вкуса…
До меня не сразу доходит, о чем он. А когда доходит, перед глазами появляется воспоминание о его голове между моих раскинутых ног.
В трусиках и так влажно после поцелуя, а тут становится совсем плохо… или хорошо. Я глухо стону, прикусываю костяшки пальцев, и же слышу хриплое ругательство. Артем я больше не могу Зимин выкручивает руль и куда-то сворачивает.
В Москве невозможно найти незанятой площади, но он справляется. Через несколько минут машина утыкается в глухую стену, а мужчина одним движением пересаживает меня к себе на колени, и пока я задираю юбку, чтобы прижаться к его стояку изнывающей промежностью, впивается мне в рот.