— Эва, что…
Но я уже впихнула его внутрь.
И одним движением захлопнула за собой дверь.
А потом поднялась на цыпочки, обвила руками шею и впилась в его губы злым и обиженным поцелуем.
Его плечи стали каменными. А губы… зачерствели и плотно сжались.
Я разозлилась еще сильнее, укусила его, вынуждая рыкнуть, и скользнула в горячий полуоткрывшийся рот языком.
Больше инициативу проявлять мне не дали…
На меня будто налетел шторм. Смял мои губы, как сминает рыбацкую лодчонку огромная волна, разметал по свету остатки самообладания, швырнул в самую темную глубину, из которой уже поднималось разрушительное нечто.
Все мои запреты и опасения лопнули, как сеть для огненных граней, потому что он оказался так близко… Запредельно близко.
Опасно. Жгуче.
Но шторм отступил так же быстро, как и начался. Меня отстранили, отодвинули.
Ничего, это временно.
Вальдерей шумно дышал и смотрел потемневшими, совершенно сумасшедшими глазами.
— Какой… завесы ты творишь? — его голос сорвался, а я…
Встала так, чтобы ему было меня хорошо видно и первым делом молча сбросила плащ.
Даниель
Я смотрю на спящую Эву-Каталину и пытаюсь понять, как давно превратился в идиота?
Она лежит на боку, свернувшись в клубочек под покрывалом, и чуть хмурится во сне. Светлые волосы разметались по подушке, на щеках появился румянец, заметный даже в свете свечей, а из полуоткрытых губ — теперь я знал, насколько сладких — вырывается тихое дыхание.
И вот если бы я не был идиотом… то она лежала бы сейчас совершенно голая!
Хмыкнул и откинулся на спинку кресла.
Вина больше не хотелось. Читать — чем, собственно, я и занимался до её прихода — тоже.
Хотелось подмять под себя её тело, накрыть собой, снова впиться в губы и получить, наконец, то, что я должен был получить еще год назад.
Мой мозг подсказал мне в самых порочных и смачных подробностях, как это могло бы быть, но я лишь вздохнул.
Я знал, что это было бы… горячо. Пусть даже всего на раз, на два — но крышесносяще. Потому что в паху тяжелело от одного взгляда на нее, потому что от её поцелуев — всего лишь поцелуев! — меня вело так, как не вело от самых порочных ласк других девок. Потому что когда она скинула плащ и принялась расстегивать свое ученическое платье я полминуты, наверное, не мог ни сдвинуться с места, ни сделать что-либо. Только пожирал глазами обнажавшиеся сантиметр за сантиметром кусочки голой кожи, бешено бьющуюся жилку возле ключицы, которую мне захотелось облизать, ложбинку между грудей…
Я все еще помнил её пухлые, мягкие губы; сбитое дыхание; цепляющиеся за меня пальцы; льнущее горячее и гибкое тело…