— Вы — метресса Оория У-Дора Шестая? — наудачу брякнул он.
— Угадал, — она рассмеялась. — Вот и познакомились… лично. Твоя сестра много рассказывала о тебе. Много хорошего, — подмигнула она. — Она рассказала столько интересного, что я решила проверить, все ли в ее словах правда.
— И как? Проверили?
Слова вырвались сами собой, и Ренн прикусил язык, запоздало сообразив, что это прозвучало, как вызов. Мать бы непременно дала ему пощечину за то, каким тоном они были сказаны. Но женщина лишь рассмеялась.
— А ты забавный мальчик, — сказала она, отсмеявшись. — И мне нравишься. Эта твоя подростковая агрессия… Но пора взрослеть, Ренн, — добавила она, закладывая вираж. Машина, которая успела встать в строй таких же, как они, полуночников, нырнула вниз и вбок, лавируя между встречными транспортниками. — Если ты и дальше будешь таким ребенком, с тобой будет трудно.
— Кому?
Еще одно дерзкое слово сорвалось с языка. Он не должен был так отвечать. По правилам хорошего тона — и вообще по правилам. — на замечания следует реагировать однозначно — соглашаться со всем сказанным и обещать исправиться. И, во всяком случае, не огрызаться. Мать бы…
Нет, мама не часто била сына. Всего раз или два в год, за плохие отметки в школе, за драки, и просто за то, что он плохой и невоспитанный мальчишка. За такие слова он бы непременно получил порцию горячих.
— Мне.
Он не сразу понял, что означало это слово.
— В-вам? Но я…
— Ты мне понравился, Ренн, — Оория У-Дона Шестая свернула с оживленной трассы на боковую улицу. Звездный Проспект и Улица Мира остались позади. В этом районе Ренн не был никогда и немного испугался, когда мимо замелькали незнакомые здания. Лишь через пару минут он узнал Сквер Космонавток и стоявший рядом Стадион Дружбы. Ох, куда они заехали…
— Ты мне очень понравился, — женщина постепенно снижалась, сбрасывая скорость. — Но мне не нравится твое поведение. Ты ведешь себя слишком дерзко для такого мальчишки… Но твоя красота, — она остановила машину так резко, что, если бы не привязные ремни, Ренна бросило бы на лобовое стекло. — Твоя красота, — Оория У-Дона Шестая взяла его за плечо, развернула к себе, — многое искупает.
Потом был поцелуй. Долгий, властный. Поцелуй, от которого у Ренна закружилась голова, а в глазах потемнело.