— Пойдем.
— Я никуда с тобой не пойду, пока ты не объяснишь, что мы тут делаем? — до побелевших косточек пальцев вцепилась в обивку.
— Выходи я тебе не трону, даю слово, — его приятная улыбка подкупала, однако с места я так и не двинулась.
— Нет.
— Санни, если бы я хотел причинить тебе вред, то сделал бы это еще вчера. Пока ты спала. Открой дверь.
Оборотни сильные — это все знают. Ему ничего не стоит выбить стекло и выволочь меня. Поразмыслив, я решилась.
— Я выхожу.
Он взялся за ручку, и в этот момент я с силой толкнула дверь ногой, отбрасывая его от машины, и побежала прочь. Картер даже сразу не сообразил, что произошло.
Бежала я недолго, мужчина быстро поймал меня и перекинула через плечо, как мешок с картошкой. Сопротивлялась, как могла.
— Отпусти меня, маньяк! Сволочь клыкастая! Да чтоб ты мной подавился!
Я вспомнила все ругательства, которые знала. Картер терпеливо донес меня до берега и ступил на широкий деревянный помост, доходивший до середины реки. Поставил на ноги рядом с ящиком дешевого спиртного, которое отвратительно воняло.
— Раздевайся! — рявкнул на меня.
Я остолбенела, гладя на него глазами, полными ужаса.
— Зачем? — только и смогла выдавить из себя. — Убивать будешь?
— Есть. Нитки в зубах застревают, пережевывать неудобно, — с иронией сказал оборотень. — Раздевайся, от тебя отвратительно воняет. Дышать невозможно, вся этим гадом пропахла.
Я попыталась учуять запах, но ничего не услышала.
— Я не чувствую ничего.
— Ты и не услышишь. Это для самцов, чтобы знали, что чужая самка. И чтобы тебя легко можно было найти, если убежишь.
Мысль о том, что меня может найти мерзавец из клуба и завершить начатое, пугала больше, чем каннибализм Картера. Я скинула куртку, сняла разорванное платье, оставаясь в одном белье.
Как ни странно сильного холода не ощущала, хоть на улице не самая теплая осень.
— Что теперь? В воду прыгать?
Я посмотрела вниз с помоста.
— Нет, сначала бренди.
Он открыл бутылку пойла, от тошнотворного резкого запаха я закрыла нос рукой.
— Спирт перебьет запах.
Стал лить мне на руки, я обирать себя этой гадостью. Возникло гнетущее молчание и непонятное напряжение, от которого тело обдавало жаром.
Картер
Лунный свет нежно ложился на её тело, очерчивал тонкую талию, высокую грудь, упругие берда. Ладонями, полными влаги, она растирала себя, проводила медленно рукой от бедра к колену, гладила плечи и шею. Словно специально распаляя меня. В горле пересохло. В паху встало колом, убирая все на задний план, оставляя лишь жгучее желание. А она как знает, еще и надсмехается: