Диету не предлагать (Мамаева) - страница 37

– То я бы плюнула тебе в лицо, – мило улыбнулась я. – Потому что с человеком, который считает тебя продажной и открыто об этом сообщает, не стоит дышать одним воздухом.

Вскочила, чтобы пересесть за другой столик, но этот паразит схватил меня за руку.

– Ник, извини. Это была дурацкая затянувшаяся шутка.

– У тебя прямо актерский талант. Розыгрыш был очень правдоподобным.

Официантка, несшая десерт, так и замерла, не дойдя до нашего столика пары шагов.

– Вы не будете чизкейк? – спросила девушка в белом переднике. Видимо, она испугалась разбушевавшихся посетителей, потому как ее английский я едва поняла.

Я улыбнулась. Взяла себя в руки. Села обратно. Передо мной поставили тарелочку. Рядом легла десертная вилка.

Ее то я и взяла, правда, на манер штыка. Как говорится, не бойся ножа, а бойся вилки: один удар – четыре дырки.

Блондин насторожился:

– Ника?

– Да? – тоном «дорогой, еще одна шутка – и тебе не жить» вопросила я и, ребром вилки отделив кусок чизкейка, отправила себе в рот.

– А что если я и вправду звезда сцены?

В этот момент спасло Макса только то, что я ела. Ну, как ела: если бы повар открыл мне секрет теста сего кондитерского шедевра, то я смогла бы совершить переворот в цементной промышленности. Суфле было выше всяких похвал, а вот нижний слой… В нем мои зубы увязли так, что я всерьез испугалась за пломбы.

Судя по всему, мои выпученные глаза и заклинившую челюсть блондин принял на свой счет и быстро добавил:

– Правда, наша группа еще совсем молодая, мы репетируем в гараже у друга и выступаем редко, в одном небольшом клубе…

– Но мания величия у тебя уже есть, – спустя минуту, справившись с десертом и эмоциями, заключила я.

Блондин не стал отпираться, лишь широко улыбнулся и добавил:

– Ну да, это есть, – и тут же атаковал вопросом: – А ты какую музыку слушаешь?

Я, посмотрела на чизкейк и осознала, что мне хотелось суфле, но не хотелось теста. Совсем не хотелось. И я приняла твердое решение: есть только то, что мне нравится, даже если после меня останутся неприличные корки и недоуменные взгляды собеседника. И плевать, что об этом подумают остальные.

– Знаешь, изо всей музыки я предпочитаю тишину. В ней точно нет фальшивых нот.

– Так категорична ко лжи? – не унимался блондин.

– А ты? – я внимательно посмотрела на Макса.

Он задумался, сцепил пальцы под подбородком.

– Без лжи нам не познать цену правды.

– Да ты философ, – я посмотрела на Макса, буравящего взглядом горизонт. – А чем еще, кроме метафизических изысканий занимаешься, а, Диоген современности?

– Живу, – зеленые глаза, в которых плескалось лукавство, посмотрели на меня. – Разочарую, увы, не в бочке: до античных мыслителей мне далеко. А чтобы не сдохнуть с голоду, диджействую на местном радио.