Мазнула по дисплею, принимая вызов.
– Ника, давай просто поговорим?
– А может, просто забудем? – предложила я. – Ты – меня, я – тебя.
– Ты считаешь случившееся между нами ошибкой? Ты сожалеешь? – в голосе Макса сквозило странное напряжение.
Гадство! Это оказался чертовски сложный вопрос. Я не привыкла сожалеть. Сожалеть – значит, жить прошлым, возвращаться в него мыслями, снова и снова без возможности что-то изменить. Сожаления сжигают душу, а я не хотела гореть. Извлекать уроки – да.
Говорят, что эмоциональная боль длится пятнадцать минут. Все остальное время – самовнушение. И погребать себя в нем, занимаясь самобичеванием, сожалением, – все равно что красть у себя же собственное время, которое можно провести счастливо.
– Ника? – хрипло спросил Макс, когда пауза затянулась.
– Нет… Не сожалею, – честно ответила я. В первую очередь для себя. Ведь я хотела фейерверка ощущений, ярких воспоминаний. И я это получила. Правда, не могла представить, что все так стремительно закончится, и моя гордость будет настолько задета. Выдохнула и добавила: – Но и продолжения – не хочу.
– Это твой окончательный ответ? – Макс определенно был из тех, кто не привык отступать. Подозреваю, если попробовать его утопить, то он вместо того, чтобы благопристойно идти на дно с камушком на шее, сдаст на разряд по плаванию. – Или просто настроение, как в Питере?
– В смысле? – озадаченно спросила я, не поняв, при чем тут город на Неве.
– В прямом. Типичное такое женское настроение, когда одновременно хочется и кофе, и томик Бродского, и пальнуть из Авроры, и возглавить матросов…
– Да ты, я смотрю, историк и тонкий психолог…
– Я еще и музыкант, который просто хочет еще раз увидеться с тобой. Ник, мне тебя мало.
– Скажи проще: еще раз хочешь затащить меня в постель. – вырвалось непроизвольно.
– На это я могу лишь надеяться.
Мне показалось, что в этот момент один блондинистый гад, что был за тысячи километров от меня, искушающее улыбнулся.
– Сволочь! – припечатала я. Был бы он рядом – треснула бы по макушке чем потяжелее, но пока из тяжелого у меня были лишь деепричастные обороты в духе дедушки Толстого, а ругаться ими слегка неудобно. Посему обошлась без оных.
– Зато честная, – тут же парировал Макс.
– Знаешь, это весьма спорно. С учетом длины лапши на моих ушах.
– Какой еще лапши? Я тебе не лгал! – тут же вышел из себя Макс.
– Я бедный диджей, мы играем в гараже… – передразнила я блеющим голосом.
– Просто хотел, чтобы ты на меня смотрела как на человека, а не как на звезду, – прорычал Макс.
– Боялся, что ослепну от твоего сияния? – съязвила я.