То есть Верончика права? И женщина, приближающаяся к своему тридцатилетию, начинает вырабатывать какое-то отталкивающее поле? И я не смогу даже на одну ночь мужчину себе организовать?
Эта мысль всерьез обеспокоила.
Я может быть и не стала доказывать что-то идиотам, придумавшим эту статистику. Или Веронике. Но самой себе доказать, что я еще ничего — и нет ничего такого ни в моем возрасте, ни в поведении, что мешает мне быть счастливой в личной жизни — надо.
Этим и займусь прямо сегодня…
Вижу цель, вижу препятствия, но все равно иду туда — это про меня. Да и цель оказалась под боком, пора воспользоваться. Я порылась в интернете и позвонила Глебу Львовичу. На концерт его пригласила. А на концерте положила ладошку на глебольвовичное колено, чего прежде не делала. Раз выражать интерес, так выражать…
Мужчина напрягся.
Я колено погладила и нежно — надеюсь — улыбнулась.
Мужчина дернул кадыком и впился взглядом в сцену, на которой, кстати, ничего особенного не происходило. Не считая каких то немыслимых страданий, написанных на лице во-он у того виолончелиста.
Я взяла мужскую руку и переплела свои пальцы с его.
Глеб судорожно вздохнул и сел еще прямее.
Фантазируя на тему того, что он меня хочет-аж-не-может, потому так и реагирует — боится сорваться и наброситься на меня прямо в концертном зале — я царапнула мягкую ладошку, столь удачно оказавшуюся под пальцами.
Глеб, кажется, выдохнул ругательство.
Прелесть какая. “Рык-рык, моя”.
— Аделаида… — сказал мой спутник с придыханием, когда концерт закончился, и мы вышли в холл.
— Да? — кокетливо наклонила голову. Сегодня я оставила волосы распущенными и даже не надела пиджак.
— … так продолжаться не может, — сурово ответил настоящий мужик.
— Да-а… — прошептала я. И чего ждали так долго? Вон какая страсть!
— Я полагал, что ты не такая! — голос “настоящего мужика” вдруг поднялся на пару октав. — Непозволительно так себя вести и нарушать мое личное пространство! Я же не давал повода!
— Э-э… — недоуменно моргнула пару раз и подавила желание прочистить уши — вдруг неправильно его поняла. Разве не должна это была быть моя реплика? — Глеб, ты же не хочешь сказать, что… хм, беспокоишься за свою честь?
— Вот именно! — взвился, — А у тебя, похоже, и понятия о ней нет!
И, взмахнув волосами… то есть лысиной, ушел.
Я со скрипом распрямила кокетливую свою голову и уставилась в удаляющуюся спину. Это что только что было? Та самая статистика, которая, похоже, превращается в проклятие?
В желудке затрепетали вовсе не бабочки. Страх. Который я подавила усилием воли.