Факелы на берегу заметались, разгоняя тьму, до меня доносились взволнованные голоса, среди которых выделялся женский плач.
Алолихеп! Ее голос я узнал бы из тысяч, как узнал ее в полутьме по звукам плача. Спрыгнув на пирс в сопровождении Санчо и американца, поспешил на берег. Двадцать метров дощатого настила пирса закончились: на песке лежало человеческое тело, над которым рыдала женщина. Свет факелов выхватил грязную некогда двухцветную, а сейчас серо-желтую тунику.
— Макс Са, — прошелестело среди людей, стоявших рядом с плачущей Алолихеп.
— Что здесь случилось, и кто лежит на песке? — Мой голос заставил поежиться, и кто-то начал объяснять, но его перебил Зик, вышедший из-за спин людей.
— Макс Са, рыбаки как обычно ловили рыбу. Потом в море появилась огромная рыба-зверь, которую ты называешь кит, он был ранен, на него нападали другие рыбы, ты их не любишь и называешь акулами. Келадонхеп сказал, что знает, как охотиться на таких китов.
— Он хотел отблагодарить за наше спасение, забрав это мясо у рыб, чтобы ты был доволен, — прекратив плакать, подала голос Алолихеп. В ее голосе не прозвучало ни упрека, ни обвинения, но мне почему-то стало стыдно, будто я лично отправил парня на смерть.
— Так, что произошло дальше, Зик?
— Когда рыбаки на лодке приблизились к киту, Келадонхеп метнул в акулу копье, в этот момент вторая акула ударила по лодке, и он упал в воду. Рыбаки смогли его вытащить, но у него не было ног, и парень умер, прежде чем его доставили на берег. Рыбаки принесли его к сестре, и с тех пор она сидит и плачет над его телом, — закончил Зик.
Я взял факел из рук мужчины и, приблизившись, осветил лежащего: обе ноги откушены примерно в средней трети бедра. Бедняга мгновенно умер от болевого шока и профузной кровопотери. Хорошо, хоть не мучился.
— Зик, надо похоронить Келадонхепа, сделай все как требуется, — я двинулся к резиденции, чтобы уйти из-под взгляда девушки, чьи глаза поблескивали при свете факела.
— Нет, я сама все сделаю, не трогайте его, — истерично закричала Алолихеп, когда по знаку Зика тело Келадонхепа хотели поднять.
— Оставь, — махнул я рукой, не хватало еще женских истерик, но мне стало любопытно, что Алолихеп собирается делать. Отступив в тень, смотрел, как девушка собирает хворост, и складывает его, делая постамент, рядом с телом брата. Создав небольшое возвышение, Алолихеп с усилием втащила наверх останки брата, затем укрыла его еще слоем хвороста, оставив только лицо. Усевшись рядом, она монотонно запела, песня в основном состояла из гласных звуков и напоминала волчье завывание. Так как больше активных действий не предвиделось, я ушел спать, усталость накопилась такая, что ломило все суставы.