Охотница за снами (Рябинина) - страница 90

Ну а между нами все было прекрасно. Медовый месяц, растянувшийся на год. Нет, бывало, конечно, мы ссорились, но долго это не продолжалось. Тайра, обидевшись за что-то, молча уходила погулять. Я в это время злился, ругался вполголоса и пинал мебель. Потом успокаивался и ждал ее. Она возвращалась – как будто ничего и не было. Иногда я сам сердился на нее, но стоило посмотреть ей в глаза, и раздражение уходило.

Чем больше я узнавал ее, тем сильнее влюблялся. Наверно, до глупого, до смешного. Страшно было представить, что я мог не застрять тогда в пробке и не повернуть с трассы. А еще страшнее – что могу ее потерять. Я гнал от себя этот страх, но он не желал уходить, прятался, свернувшись колючим клубком, в самых дальних закоулках.

Он поднимал голову, когда время от времени я замечал ее потемневший взгляд, словно направленный вглубь себя, в свои невеселые мысли. И понимал, что сейчас она далеко отсюда, что какая-то часть ее души навсегда осталась там, недоступная для меня.

- Скажи, - спросил я однажды, оборвав вопрос на полуслове, - если бы вдруг появилась возможность вернуться?..

- Нет, - Тайра покачала головой, накручивая на палец прядь отросших рыжих волос. – Куда я без тебя? А тебе там было бы хуже, чем мне здесь.

Пожалуй, это был единственный случай, когда она невольно призналась, что ей плохо в нашем мире. А я? Смог бы оставить все – ради нее? Отказаться от привычной жизни, окунуться в чужую и – я не сомневался – неприятную действительность? Ответа на этот вопрос у меня не было. Конечно, если б он встал ребром, как единственная возможность быть с ней, вряд ли бы я раздумывал. Но добровольно?

Я гнал от себя подобные мысли. К чему об этом думать?

Впрочем, я вообще старался не думать о будущем. Нам было хорошо – но мы оба понимали: это временное. Такая жизнь годится для пенсионеров: домик у теплого моря, пусть даже и не свой собственный, необременительная работа, воспоминания о бурном прошлом. Приятный последний отрезок жизни. Но для нас? Впереди была еще длинная дорога, и она терялась в тумане.

Каждое утро я продолжал просматривать питерские полицейские сводки в закрытом канале. Это стало привычной рутиной, как зарядка, душ и кофе за завтраком. И уже почти смирился с тем, что Лазич – так Маринин муж значился в паспорте – бессмертен. Выходит, хочешь не хочешь, а задуматься придется.

Возвращаться в Питер в надежде, что нас не найдут? Прошел уже почти год, если и искали, то обломались. Все концы обрублены, единственная ниточка – дача, но и она ведет в никуда. Или поехать в Москву – чтобы свести случайности к минимуму? Не лежала у меня к ней душа, но чего не сделаешь ради спокойствия?