Упадническое настроение, в котором я пребывала, усугублялось. Казалось, мы никогда не вернемся в Москву, потому что у меня ничего не получится, и я подведу друзей. В растерянности шатаясь по комнатам, я разглядывала гобелены, миниатюры, великолепную мебель и резные двери. Встав возле одной из дверей, я начала стирать пыль с деревянных барельефных рисунков. Я так увлеклась этим занятием, что забыла о своих злоключениях. Деревянные человечки на двери танцевали, молились, влюблялись, воевали, читали и умирали, а я равнодушно стирала пыль с их голов и складок на одежде.
– Как же все-таки получилось, Ольга, что у вас такое же расположение родинок, как и у донны Анны? – я повернула голову: Август вошел в комнату, неся поднос с вином, и, поставив его на столик, жестом пригласил присоединиться к нему.
– Все детство я забавлялась тем, что проводила мысленно между родинками прямые, получая треугольники, трапеции… разные фигуры. Когда мне показали на небе ковш, то я поняла, каким образом можно соединить и эту россыпь на руке. Но, похоже, что Висконти не слишком поверил мне.
– Еще бы, ведь он знает, что настоящая Анна мертва. Но сам факт, что у вас похожие родинки, поражает, – заметил Август. Он налил мне вино, и я выпила приятный напиток, откинувшись в кресле. – Удивительное совпадение!
Задумчивость на пару мгновений овладела им, он нахмурился.
– Ну, я, кажется, очень испугала Герцога, проявив подобную инициативу.
– Да, – хохотнул Август и снова посмотрел на меня. – Он признался, что в тот момент был уверен: если Висконти начнет вспоминать расположение родинок по телу донны, ты без труда разделась бы прямо в зале.
– Честно говоря, иногда кажется, что я не воспринимаю этих людей как надо. И чувствую, что могу совершить любую глупость, какое угодно безумие, а они просто будут сидеть, как куклы на местах, созерцая мои безобразия. Мне кажется, что они не живые, что это сон, в котором возможно делать все абсолютно безнаказанно.
– Но это не так. Они люди, живые люди, и вы должны помнить об этом.
– Анна! – вошел Вадик, налил себе вина, чокнулся с нами и сказал: – Оль, там к донне пришел какой-то тип, просит, чтобы она его приняла.
Я посмотрела на Августа. Он сидел, созерцая меня своими бездонными темными глазами.
– Прекрасное чувство любви становится мукой, когда не находит отклика в сердце любимого. И этот человек уже много лет страдает, помня о маленькой девочке из семьи д'Эсте, которая росла на его глазах, превращаясь в девушку, и он не замечал, как попадает в сети очарования, которых она и не расставляла. Когда она уехала из Франции со своей сестрой, он страдал, мучимый воспоминаниями о ее удивительных глазах, мягких движениях, золотистых волосах… Он пришел сюда, видимо, для того, чтобы поговорить с вами… – Август задумался, отойдя к окну.