Конечно, Умас выбрал второй вариант.
На должности начальника западного корпуса он прослужил двадцать лет, и почти двадцать лет — на должности начальника всей Тюрьмы.
Внешне Сид Умас напоминал злого старого ворона. Очень опасного и проницательного.
Высокий, худой, смуглый и жилистый, ещё довольно крепкий, с густыми тёмными с проседью волосами, крючковатым носом и глубоко посаженными проницательными чёрными глазами.
Взгляд Ворона, как его сразу для себя обозвал Оливар, был холодный и сканирующий, неприятный.
— Я знаю о вас всё, — сразу заявил Сид Умас, как только они вежливо поздоровались друг с другом, — и даже то, что ради сына вы добровольно вызвались стать целителем в Тюрьме Пустоши.
— Как мой сын? — не сдержал Оливар вопроса, однако выражение лица осталось спокойным и даже безразличным.
— Пока жив, — холодно ответил господин Умас. — Теперь у него новое лицо. Лучше прежнего. Можете сразу и не признать.
— Что это означает? — только огромным усилием воли у учёного получилось сохранить самообладание. Новое лицо?
— На последних играх тварь сильно изуродовала Духа, пришлось сшить ему новое лицо.
— Духа?
— Заключённые так прозвали вашего сына.
Если начальник тюрьмы надеялся, что Оливар как-то отреагирует на новости, то он остался разочарован. Учёный выглядел спокойно и отчужденно.
— Вы ошибаетесь, если думаете, что я здесь из-за сына. Совсем нет. Я согласился на эту должность, чтобы продолжить научную деятельность по созданию эликсира жизни. В других условиях у меня не было бы возможности заниматься экспериментом, которому я посветил всю жизнь.
— Император Данери известил меня о вашем желании продолжить эксперименты, я по этому поводу посоветовался со Стражами и даже с Хранителям мира. В настоящий момент ваши открытия для нас очень актуальны, поэтому они одобрили, а я дал согласие на ваше назначение, — согласно кивнул Умас. — А судьба сына значит вас не интересует? — и снова якобы безразличный взгляд, но... Оливар помнил слова Эдварда Данери:
«Этот энийский урод за время нахождения на посту начальника Тюрьмы стал подобен той иномирной Твари, которую охраняет. Тоже питается чужими эмоциями, поэтому ни в коем случае не показывайте Умасу истинное отношение к сыну, иначе он почувствует вашу слабину, а затем будет этим пользоваться. Более того, нам совсем не нужно, чтобы у него возникло хотя бы малейшее подозрение в отношении вас и Роланда».
Сид Умас соврал, что он знает об истинных мотивах Оливара. Он кинул фразу наугад, но Оливар был предупрежден и не поддался.
— Я давно вычеркнул Роланда из своей жизни, — сухим тоном проговорил Оливар, не отводя холодного взгляда от черных проницательных глаз начальника тюрьмы. — И это случилось не три года назад, а гораздо раньше. Если вы знаете обо мне всё, то должны и об этом тоже знать.