Замерев на пустынной площади, Томаш перекрестился на собор Св. Марка. Храм не унижал своей парадной величественностью, как ватиканский Санто Пьетро, а смиренно преподносил свои бесчисленные красы, обертывая в каменное узорочье искупление Христово.
«Выходит, — улыбнулся про себя Платек, — если хорошенько поискать, то и в этой клоаке найдешь диковинные чудеса!»
Хотя базилика Сан-Марко нездешняя, она — византийская пришелица. Эти золоченые купола, ажурные арки, античный лес разноцветных колонн и светоносные мозаики — всё оттуда, с окраины Римской империи.
Когда крестоносцы из гнилой Венеции затеяли резню в Константинополе, то поразбойничали вволю, от души; храмы божии, и те обчистили. Или вон, конную четверку Лисиппа стяжали…
Лиловые тучи, беременные холодным дождем, затянули, заволокли небоскат на восходе, но краешек солнца растолкал-таки клубистую хмарь и вызолотил фигурку архангела Гавриила на шпиле кампанилы.
Поляк счел это хорошим знаком, и отворил бронзовую дверь собора. По всему храму стыла тишина, несмелый свет утра проник лишь в окошки у основания куполов, и слабо сиял, отражаясь в золотых паззлах мозаик, словно сеялся драгоценной пылью.
А внизу дрожал полумрак. Трепетавшие огоньки свечей едва отделяли от тьмы круглящиеся колонны аркад и разлеты сводов.
Зябкий холодок, что гулял между пустых сидений для прихожан, слегка бодрил, понуждая двигаться.
Но Томаш застыл, прислушиваясь. Показалось ему, что ли? Ну нет! Платек наметил улыбку — его «разведка» донесла точно, патриарх должен быть на месте!
Шагая к музею, он подумал: вот еще одна крепкая ниточка, натянутая между дожами Венеции и византийскими императорами. Именно с тех давних пор заведено — первосвященника города-хляби именовать патриархом. Впрочем, кардинальская шапка — обязательная опция для этого титула. Ее вручают на первой же консистории…
Томаш неслышно обогнул Золотой алтарь и вышел к престолу. Если верить молве, прямо под ним хранились мощи Святого Апостола и Евангелиста Марка. Возложив руки на престол и склонив голову, тихо молился Альбино Лучани, венецианский патриарх и кардинал.
Платек негромко вплел слова от себя, и молитва зазвучала в два голоса. Лучани обернулся, просветленно улыбаясь и остывая от мистического жара. Круглые стекла очков отразили мерцающие звездочки свеч.
— Кто ты? — голос патриарха звучал спокойно и в меру ласково, как у всякого доброго человека, не привыкшего бояться.
— Меня зовут Томаззо, ваше высокопреосвященство, — поклонился поляк. — Простите, что смею мешать вам, но дело, о котором я должен поведать, не терпит отлагательств.