- Не рыпайся, сука, - удерживая одной рукой меня за горло, второй лезет в карман. Достав оттуда нож, прижимает его к моей шее.
- Убью, поняла? Прирежу, как грязную свинью, и никто мне ничего не скажет, - хрипит, отпуская горло. Вдохнув воздуха, замираю.
Опустив вниз ладонь, он пытается задрать низ платья. Перед глазами все плывет, я понимаю, что это конец. Даже кричать не пытаюсь, знаю, что бесполезно.
- Эй, Керем! - раздается у двери мальчишеский голос. Насильник поворачивается на звук. По всей видимости, вошедший в комнату - подросток. Он что-то бросает тому на турецком, от чего насильник, зарычав, отстраняется от меня.
Керем покидает комнату, а я сползаю по стенке на пол, сотрясаясь от беззвучных рыданий. Пытаюсь занемевшими пальцами поправить на себе одежду.
- Не бойся, он не тронет тебя, - раздается над головой. Поднимаю глаза и вжимаюсь в стенку, заметив сидящего рядом со мной на корточках парня лет шестнадцати на вид. Черноволосый, чумазый, смотрит на меня в упор своими карими глазами. Он первый, чье лицо без маски.
- Кроме Хозяина, никто тебя не тронет. - отмечаю, что его русский практически без акцента. В глазах парня нет ни капли злости, и это немного успокаивает.
- Прошу, скажи своему Хозяину, что я хочу поговорить, - умоляю, протянув к нему руки. Голос срывается, заикаюсь. - Скажи, что мой отец имеет много денег, и он отдаст, сколько потребуется, ради моего спасения. Передай, пожалуйста.
Парень хмурится. Оттолкнув меня, поднимается, направляясь к двери.
- Ты - товар, поняла? - обернувшись, произносит холодным тоном. - И не тебе указывать Хозяину, не тебе говорить, что делать. Сиди молча, слушайся его. Когда он решит, сам вызовет тебя. Если поведешь себя глупо, поплатишься. И Керем - это лучшее, что может с тобой произойти.
- Ненавижу вас, как же я вас ненавижу, - плачу, зажимая рукой искривлённый в немом крике рот.
- Прибереги свою злость. Не трать силы понапрасну. Они тебе еще понадобятся. А пока отдыхай, - бросает напоследок и выходит из комнаты, закрывая за собой дверь.
Два дня я провела в заточении. Только мальчишка два раза в сутки приносил еду. Завтрак и ужин. И один раз принес какую-то бесформенную футболку, чтобы я смогла переодеться. Мне было ненавистно что-то принимать от них, все эти подачки. Но платье держалось на «честном слове», ничего другого мне не оставалось, как проглотить гордость и молча надеть футболку.
Он выводил меня в ванную, где я могла помыться и справить нужду. Ванной это было сложно назвать, скорее маленькой комнатушкой с унитазом и ржавым шлангом в стене, вместо душевой.