Люди ли там вообще теперь живут, во Франции?
Спасибо Рублевой, спасибо князю Белоногову, спасибо журналу Vogue: спасибо за сладкое беспамятство, за вояж на европейский астероид, за то, что отвлекают Катю от сумеречных мыслей; может, и ее чернильные сны разбавят пестрым.
3
— Катерина! Бирюкова!
Катя оборачивается: Филиппов.
Заместитель художественного руководителя. Тучный франт с черными подглазьями от ночных пиров и всех излишеств, идущих следом. Шерстяной костюм на нем еле сходится, а надушен Филиппов так, что уже от дверей его запахом веет — сладко, тлением.
Катя спрашивается у лысого Варнавы, лучащегося счастьем и морщинистого от веселья, отходит от станка и семенит к двери. Ждет пыток и публичной казни за журнал: наверняка Антонина заподозрила ее и уже на всякий случай настучала. Филиппов заманивает ее к себе в кабинет.
Катя следует за ним крадучись и смотрит вкрадчиво.
— Да, Константин Константинович?
— Дверь прикрой-ка. Мда… — Он обкусывает ногти, взбалтывает на дне бокала коньяк. — На тебя тут запрос поступил.
— Что это значит? — Катю бросает в жар. — От… Охранки?
— Нет! Ну нет. Личный запрос! — Филиппов раскашливается, будто бы собирается петь. — От… От князя Белоногова. Конфиденциально. Его Светлость хотели бы пригласить тебя на ужин.
Катя перестает играть и впивается в толстяка глазами.
— Что? Меня?
Филиппов поднимает брови: действительно ли так уж необходимо спрашивать вот все это?
— С какой целью? — упрямо спрашивает у него Катя.
— С целью познакомиться лично, как можно догадаться.
— Я в отношениях, — категорично заявляет Катя. — Да и он в отношениях, насколько мне известно.
Заместитель директора перекатывает жиры, гложет и сплевывает кутикулы, улыбается мерзотной улыбкой Чеширского кота.
— Мне про это не известно ничего, — отвечает он. — Я не лезу в личную жизнь своих артистов. Могу только сказать, что Его Светлость человек очень широкий. А ужин это ведь иногда просто ужин.
— Так вы говорили и про Быстрицкого, Константин Константинович, — замечает Катя. — А в итоге мне пришлось…
— Я помню, что тебе пришлось. — Чеширская улыбка исчезает. — А ты помнишь, как нам пришлось заглаживать тот инцидент в «Метрополе»? И я считаю, может быть, наивно считаю, что ты все еще у нас в долгу, раз ты тут продолжаешь служить. Но бог с ними, с меценатами. Меценаты одно дело, Катенька, а государственные деятели все-таки другое. Тем более — князь. И поверь, не такой Белоногов человек, чтобы принуждать к чему-то балеринок.
— Верю.
— Но и не такой, чтобы ему в обычном ужине отказывать.
— У меня репетиции до конца недели, Константин Константинович.