Естественно, в палату к Лавру мы хотели зайти все вместе, но доктор объявил, что лучше будет по очереди и ненадолго. Право быть первой предоставляют мне. Казалось бы, такая мелочь. Мы ведь не маленькие дети, чтобы толкаться и стремиться первой проникнуть в палату. Но тем не менее. Ни Диана, ни Лидия Евгеньевна не желают менять своего решения. Чувство безмерной благодарности колит в душе, пока я вхожу в палату.
Сердце бешено стучит в груди, дыхание сбивается, а в кончиках пальцев словно засели маленькие безболезненные иголочки. Лавр лежит в своей огромной кровати, под голову подложено несколько подушек. Осеннее солнце отдает свои последние щедроты моему любимому мужчине.
Как только я вошла, тусклые голубые глаза Лавра устремили свой немного растерянный взгляд на меня. Худой, бледный, уставший, но такой родной. Мне хочется плакать и улыбаться одновременно. Нужно что-то сказать, но слова сейчас просто мусор, они не способны описать все те чувства, что я пережила за этот месяц. Поэтому я просто улыбаюсь со слезами на глазах и подхожу к кровати.
Присев рядом на стул, я аккуратно сжала в своей руке ладонь Лавра. Он тоже улыбается, но едва заметно и потерянно. Трудно представить, что может ощущать человек, который целый месяц пробыл на грани двух миров. Микроскопический кусок жизни, что навсегда утрачен, утерян в стремительном потоке бесконечного времени. Для нас ведь ничего не изменилось, но судя, по растерянному выражению лица Лавра, какие-то изменения он всё-таки заметил.
— Давно не виделись, — шепчут сухие бледные губы, которые хочется так невыразимо сильно поцеловать.
— Это с какой стороны посмотреть, — моя улыбка стала шире и я, не удержавшись, осторожно поцеловала Лавра.
Его бледная рука медленно прикоснулась к моему животу и малыш, будто почувствовав каждой клеточкой своего крошечного еще неокрепшего до конца тела прикосновение отца, тут же откликнулся и толкнулся.
— Понимает, — Лавр улыбнулся и устало прикрыл глаза.
— Как ты себя чувствуешь?
— Очень уставшим. Голова кружится. Слабость. Едва ощущаю самого себя, — медленно, растягивая каждое слово, отвечает Лавр.
— Это временное. Всё наладится. Ты у нас сильный и мы тебя всегда поддержим, — хотелось сказать так много, но я не хотела утомлять Лавра бестолковыми речами.
— Я знаю, — тихо ответил он. — Всегда это знал.
Долго пробыть в палате мне не позволяют и впервые я абсолютно согласна с доктором и медсестрой. Лавр еще дезориентирован и слаб. Ему нужно восстановиться, окончательно прийти в себя. Стать прежним он не станет, во всяком случае душевно, ровно, как и все мы. Та самая ярко-красная линия уже расчертила наши судьбы.