Утро четверга следующей недели выдалось запредельно скверным. Мало того, что к нам вернулся декан боевиков, где-то пропадавший вместе с ректором на прошлой неделе, и теперь у нас снова начнутся пытки полигоном, так еще и сам ректор почему-то не вернулся вместе с ним.
И ради кого я тут, спрашивается, такая красивая?
Хотя был в его отсутствии и положительный момент — учить всеобщий меня никто не заставил и учеников с общемагического факультета тоже не назначил. С одной стороны, обидно, что про меня в некотором роде забыли, а с другой, лучше б не вспоминали и дальше.
Мягкие, а потом и жесткие намеки друзей о том, что можно было бы и самой проявить инициативу я по-змеиному нагло игнорировала. А домашка сделается как-нибудь сама. Особенно с учетом того, что мои устные выступления стабильно оценивались на «выше всяких похвал».
— И почему что пять часов сна, что десять, с утра никакой разницы? — угрюмо бурчу, вяло ковыряя вилкой в тарелке. Утро — единственное время суток, когда я не хочу есть.
— Может, потому что тебе по природе достаточно только три, чтобы высыпаться? — закатывает глаза Мила, активно поглощающая ароматную овсянку.
Вздыхаю.
Решила вчера в кои-то веки оставить в покое дверь и выспаться, но с утра просыпаться было точно так же сложно, как и всегда.
— Можно я не пойду на пары? — шепчу без всякой надежды.
— Можно, — чую подвох, поэтому не спешу радоваться, — можешь в принципе сразу пойти и забрать документы.
Так и знала.
— Не хочу-у-у-у, — мой обреченный стон вторит траурной атмосфере раздевалки.
— Надо. — Мила тверда как никогда.
— За что-о-о-о, — лежу на скамейке, широко раскинув руки.
— За отсутствие хорошей физической формы.
— Ш-ш-ш-ш!
— Не шипи. Лучше вспомни, какой на тебе красивый комбинезон!
Вспомнила.
— Ну ладно, — грустно стекаю со скамейки и вяло плетусь следом за Милой.
— Раз мы снова на полигонах, — якобы невзначай начинает она, — может, ты наконец расскажешь, что сделала с деканом?
На самом деле, подруга по-прежнему сурова и вообще обиделась, но любопытство заставляет забыть о гордости. В прошлый раз выбить правду из меня ей так и не удалось, за что мне был объявлен тотальный бойкот, видимо, с надеждой на то, что я сама в конце концов не выдержу и проболтаюсь. Но тут она глобально просчиталась — змеи, вопреки создающемуся вокруг нас образу, совершенно не болтливы.
— Да ты и сама всё увидишь, — воспоминание о мести меня даже немного оживило, — хотя, быть может, и нет.
— Астра!
— Что?
— Ты невыносима!
Пожалуй, никогда еще декану боевиков не доставалось столь пристального внимания от девушки. Мила вглядывалась в него так, словно от того, что она увидит, зависит, по меньшей мере, ее зачет. А это, между прочим, почти вопрос жизни и смерти!