– Что ты могла сделать? Ты всего лишь слабая женщина.
Да, мне самой хотелось бы оправдать себя.
– А теперь убийца, – усмехаюсь горько, по щеке катится слеза.
Хаджиев вздыхает, рывком притягивает меня к себе. Грубовато, не нежно совсем, как, казалось бы, того требует ситуация. Но он по-другому не умеет. Привык всё с плеча рубить, принимать решения спонтанно и мстить уверенно и безжалостно.
– Я не хотел, чтобы ты видела. Не хотел, чтобы знала вообще о тех уродах. И если тебя успокоит тот факт, что это делал не я – говорю: это не я. И не мои люди. Я просто дал наводку палачам. – Для них ты никто. Им дела до тебя конкретно не было. Просто таких, как ты, у стаи ублюдков было много. Были и дети, Надь. Я разузнал всё, сохранил бумаги и для себя. Мне даже труда не составило, стоило только слегка копнуть, и дерьмо со всех щелей полезло. Хочешь посмотреть?
Я ошалело киваю, хоть и понимаю, что ни одно преступление, совершённое дружками Шевцова, не оправдывает меня и их гибель. Не нам решать. Не нам судить. Не нам казнить или миловать. Я могла просто забыть всё. Сделать вид, что забыла, выкинула из головы и у меня всё хорошо. Но я так вжилась в роль жертвы, что, даже будучи психоаналитиком и имея друга той же профессии, не смогла справиться. Наверное, всё от того, что я слабая женщина, как сказал Хаджиев. Хотя он имел он в виду совсем другое.
Сейчас я ненавижу Радугина за то, что показал мне проклятое видео. Хотя и понимаю, что не от него, так от других узнала бы. Не на Марсе живу ведь. Да и Радугина не простила бы, узнай, что он был в курсе и промолчал. Я должна была знать.
В библиотеке, где у нас вчера всё началось, царит полумрак, а тишина режет подсознание. Хочется закричать, чтобы нарушить её, сломать. Саид закрывает за нами дверь на замок, подталкивает меня к дивану, а сам идёт к столу и достаёт из ящика документы. Через мгновение они уже в моих дрожащих руках, и я не уверена, что хочу смотреть.
– Я оставлю тебя. Изучай.
Через полчаса я тянусь к бару и выхватываю оттуда бутылку виски, которую Саид вчера открыл, но так и не пил. Отпиваю прямо из горла, обливаюсь алкоголем, как неумёха.
Плачу, потому что мои иллюзии разбиты вдребезги. Я ведь пошла помогать людям, потому что верила в них. Да я даже маньякам сочувствую, потому что считаю их не уродами, не ублюдками, не мразями, а просто больными людьми, которым необходима помощь.
Но этим… Этим тварям чего не хватало? Они родились с золотыми ложками во рту, они никогда не «ишачили» на заводе, как приходилось многим их ровесникам в нашем городке. Они имели всё, чего желали, и брали всё, до чего дотягивалась рука. Если их рука не дотягивалась, они просили у папочек. Так что было не так в их жизни, отчего они стали моральными уродами?