– Расслабься, – звучит в насыщенном влагой пространстве его голос. – Просто расслабься, в этом весь смысл: в том, чтобы разорвать цепь, а не выковать её.
Теперь его руки нежны – какое-то мгновение. Ладони тёплые и горячие, кажется, что у него, как у бога Шивы, сразу несколько пар рук.
Александра протестующе замычала, когда его пальцы осторожно скользнули внутрь её лона. Её обожгло стыдом и удовольствием одновременно.
– Хочешь ещё побороться? – с усмешкой прошептал он ей в губы. – Попробуй! Сопротивляйся, пока можешь. Так даже веселей.
– Не буду сопротивляться, – прошипела в ответ Александра. – Не хочу доставлять тебе лишнего удовольствия.
Он тихо засмеялся в ответ.
Его горячие пальцы бесстыдно протолкнулись внутрь, как можно глубже, осторожно и мягко, растягивая, готовя к чему-то большему, к чему-то более приятному.
– Какая же ты узкая, – прошептал он, – и наверняка, сладкая.
Его пальцы вызывали внизу живота тянущую, приятную боль, растекающуюся волной удовольствия по всему телу. Александра сама не верила, что тихий похотливый стон, прозвучавший в тишине, принадлежал ей.
Она готова была умолять его быстрее закончить эту пытку; умолять перевести её через намеченный рубеж.
– Похоже, больно всё-таки будет. Но я постараюсь не спешить, обещаю.
Она промычала в ответ нечто нечленораздельное, и кивнула, давая согласие на вторжение и глубоко вздохнула, словно прыгая в холодную воду.
Когда он резко, одним ударом вошёл в неё, огненная волна боли прошила, как волна или удар током, по позвоночнику, заставляя Александру выгнуться как кошка, и закричать.
Она хватала воздух пересохшим ртом, силясь восстановить дыхание. Его член внутри неё казался просто огромным, а насильно растянутые мышцы саднили.
Ворон замер, прижимая Александру к себе почти с нежностью.
– Тс-с, тихо, тихо…всё в порядке? – рукой он стирал с её щеки слёзы, а его глаза сейчас не казались Александре ни холодными, ни жестокими. – Прости, причинять тебе боль я не хотел.
Она молча кивнула и, закрыв глаза, постаралась расслабиться.
В первый момент даже самые осторожные его движения казались безжалостными, жёсткими, рвущими её изнутри, но уже совсем вскоре Александра потерялась в его ритме, постепенно забыв о боли. А когда осторожные, неглубокие толчки сменились на более жёсткий ритм, она впилась в его плечи ногтями, выгибаясь дугой.
Постепенно привыкнув к медленным толчкам, она уже легко выдерживала и более интенсивный ритм, растворяясь в ощущениях, качаясь на волнах боли и наслаждения, то взмывая вверх, то падая вниз.
Тяжесть чужого тела, накрывающего её, звук учащающегося дыхания, биение второго сердца рядом с её – во всём этом было что-то дикое, первобытное, животное. Ворон словно вёл её в причудливом, древнем танце, а ей оставалось лишь следовать за ним.