Жених моей матери (Борискова, Минаева) - страница 58

В её глазах было столько грусти и тоски… Я внезапно осознал, что эта девушка, еще совсем девчонка, которая старается быть сильной. Но нужно ей другое… Какая семья могла быть у Наташи и Хавронского? На что смотрела маленькая Леська? Испытывала ли она когда-нибудь настоящую родительскую любовь? Сердце защемило и стало так мерзко.

— Ты не права. Наташа любит тебя.

Я не лгал. Она действительно любила Олесю, о чем неоднократно говорила мне. Говорила, когда… когда все произошло, думала об аборте, но стоило Олесе родиться, поняла — что бы ни случилось, Олеся появилась на свет, и значит, так и должно было произойти. Я тогда не мог понять, как Наташа может такое говорить, но теперь… Что это? Хавронский оставил мне свою дочь, чтобы загладить вину? Все, что было, случилось так давно, что воспоминания уже много лет не будят во мне никаких чувств. Наша любовь с Наташкой была самой первой, самой яркой, но, по сути, мы были еще детьми, а потом слишком быстро пришлось взрослеть.

— Возможно, — уголок рта Леси дернулся.

Я коснулся губами её виска. Мне хотелось успокоить её, вселить уверенность в том, что её любят. Она не виновата, что мы погрязли в своих страданиях.

— В любом случае, — продолжила Олеся, — если я уведу у неё из-под носа жениха, ей это не очень понравится.

— Я все улажу, — твердо выговорил я.

Она взглянула на меня, слегка приподняв брови, но не возразила. В её глазах полыхал огонь, и я понимал — всё отдам за то, чтобы он никогда не угасал.

— То есть, ты со мной? — тихо спросила она.

— А ты как думаешь? — руки мои забрались под её рубашку и накрыли ягодицы. Она рвано выдохнула и обвила руками мою шею. — Думаешь, я такой мудак, что после всего скажу, что ничего не изменилось?

— Я не знаю тебя, Руслан, — потерлась она о мою щеку носом и вздохнула. — Я и себя то не знаю, как оказалось. Ненавидела тебя, потом пыталась ненавидеть, а теперь… теперь я не знаю, что мне делать, но ненавидеть тебя я больше не могу. И не хочу. Скажи мне.

— Что тебе сказать?

— Что ты не ведешь никакую игру. Что ты не причастен к смерти папы, что ты не ищешь выгоду в отношениях с моей матерью… Скажи…

— И ты поверишь? — улыбнулся я.

Она была в моих руках, вся такая нежная, податливая, теплая. Я тонул в этом тепле. Господи, куда мы летим?!.

— Поверю, — выговорила Леська и положила голову на мое плечо.

— Я не веду никакую игру, Олеся, — проговорил я. Она подняла голову и всмотрелась в мои глаза. А я продолжил: — Никому не отдам тебя. Я сам поговорю с Наташей и все ей объясню. Она хороший человек. Мне жаль, что мы заставим её страдать, но… Я не буду мучиться угрызениями совести!